— Я буду разрабатывать сустав днем и ночью… — как бы не понимая намеков землячки, ответил Чигитов.
— Ну, ваше дело, смотрите, — почти обиженно заметила Мурзайкина. И, может быть, впервые почувствовала необъяснимую зависть к своей бывшей подруге Харьяс: у нее такой честный, такой преданный муж! И чтобы переменить тему разговора, спросила: — Что пишет Сережа?
— В моем полку воюет, в разведку перешел. Ятманов не отпускал, но Сережа настоял на своем. Меня ждет. Нам ведь нужно Харьяс вызволить из неметчины.
— Вы не теряете надежды, что она жива? — с сомнением заметила Мурзайкина.
Наступила тяжелая пауза. Кириллу Герасимовичу также не раз приходили в голову мрачные мысли о судьбе жены, но он старался отгонять их. Иначе как бы и чем он жил?! Но правда и то, что положение на фронтах было серьезным, огромные советские территории оставались оккупированными.
Доходили слухи о зверствах немцев в военных и трудовых лагерях…
И все же он надеялся, верил…
12
Трое разведчиков сидели в засаде в подлеске вблизи дороги. Таинственный предрассветный сумрак растаял, как только из-за горизонта выкатилось солнце. Стали видны каждый листик, каждая травинка. Усыпанные мельчайшими бусинками влаги, пронизанные солнечными лучами, они искрились ярко, как бесценные самоцветы.
А на деревьях, радуясь погожему дню, звонко, самозабвенно щебетали птицы.
Над дорогой, точно поднятые ветром лепестки роз, появились бабочки.
— Мать моя, красотища-то какая! — прошептал ефрейтор Шушканов. — И все ведь это наше, кровное. И нам же, мать моя, нужно таиться!
Первым немца заметил сержант Микола Прокопенко. Он не торопясь ехал на подводе, груженной ящиками с патронами. Каурая лошадь — тяжеловоз с белым яблоком на лбу — шла тяжелым шагом. Возница ее не понукал.
Прокопенко подал сигнал старшему группы — лейтенанту Чигитову. Сергей, прячась за кустом бузины, знаками пояснил, что фрица нужно взять живым.
И все трое разведчиков приготовились к броску.
Немец пленен был мгновенно — его сорвали с телеги, загнали в рот кляп и, подталкивая в спину еще ошарашенно таращившего светло-серые выпуклые глаза, отвели подальше от дороги. Прокопенко остался у подводы, держа за уздцы лошадь. Оглядываясь по сторонам, он ждал приказания лейтенанта. Чигитов, оставив пленного на Шушканова, сделал несколько шагов назад, махнул рукой — дескать, пусти лошадь.
Сержант тяжело вздохнул, ласково потрепал лошадь по шелковистой шее — жалко было отпускать такую добычу.
Пленный, рослый, плотный, оказался не рядовым, а унтер-офицером. На его груди Железный крест. Добыча знатная! Унтеру связали руки, предупредили: если вздумает поднять тревогу, будет немедленно расстрелян. При обыске отобрали пистолет «вальтер», финку, пачку сигарет, зажигалку и документы.
Предстояло миновать лес, обойти деревню, занятую немцами, выбраться на ржаное поле, за которым километрах в пяти начинался передний край. Чтобы обезопасить себя, решили расспросить пленного, где у них тут минное поле. Эту задачу взял на себя Сергей, он когда-то изучал немецкий язык. Унтер, поняв, что от него хотят, показал на рот, забитый кляпом. Его еще раз предупредили, что немедленно получит пулю, если вздумает крикнуть. И вытащили изо рта тряпку.
Пленный кивнул головой вправо, там стоит его батальон, туда он вез патроны. Позади, за лесом, расположены полевая кухня, склад боепитания. Позицию, расположенную прямо перед ними, занимают второй и третий батальоны, налево, сразу за лесом, озеро, и там никого нет. Вчера он туда ездил за водой для солдат, находящихся в траншее, и в этом убедился лично. А вот о том, где проходят минные заграждения, он не имеет ни малейшего представления. Его обязанность — обеспечить батальон боеприпасами.
— Если верить унтеру, в два счета можем оказаться в расположении немецких частей, — задумчиво произнес лейтенант.
— Все, что он сказал, нужно понимать наоборот, — согласился сержант Прокопенко.
— Да, будем полагаться на свое чутье и бдительность, — окончательно решил Чигитов. — Первым делом нам нужно выбраться из леса и постараться укрыться в поле.
— Рожь невысокая, могут заметить и обстрелять, — сказал ефрейтор Шушканов.
— Ржаное поле — ничейная земля, — напомнил Микола. — Там мы почти что дома. И свои могут нас заметить и поддержать огнем, если немцы начнут преследовать.