Когда затянулись раны на теле и сняли гипс с ноги, Сергей попросил разрешения съездить на родину. Он так соскучился по сыну! Но врачи в один голос отвечали — рано, нужно активно разрабатывать коленный сустав.
Чигитов обратился к Христову с просьбой помочь ему перевестись в чебоксарский госпиталь. Тодор Грозданович переговорил по телефону с горьковскими медиками. Вскоре Сергея отправили в Чебоксары санитарным пароходом.
Опираясь на костыль и неловко откидывая несгибающуюся в колене ногу, Чигитов сошел на пристань и остановился, вглядываясь в лица встречающих.
Первой к нему сквозь толпу пробралась теща. Вроде бы совсем недавно она выглядела моложавой, круглолицей, пышноволосой.
Сейчас Сергей едва узнал ее: так она осунулась, похудела. Седеющие волосы были скромно собраны на затылке в хилый узелок.
Евдокия Митрофановна, очевидно, вспомнив дочь, всхлипывала и держала за руку крошечного мальчугана в гимнастерке и штанишках защитного цвета. Сергей, обняв ее, с сомнением спросил:
— Неужели Ромка?! — и, неловко нагнувшись, подхватил на руки сына, подбросил его над головой. А когда спустил мальчика на землю, тот вырвался из его рук, спрятался за бабушкой.
— Глупенький, — сквозь слезы проговорила Евдокия Митрофановна. — Ведь это твой папа. Ну тот, который у тебя над кроватью висит, лейтенант.
И объяснила заметно огорченному и опечаленному отцу:
— Дома над его кроваткой висит твоя фотография. Когда Ромку спрашивали: кто это? Он отвечал: «Мой папа, лейтенант!»
Только теперь Сергей заметил окруживших его родственников и друзей: Тодора Гроздановича Христова, его жену, Марию Фадеевну… А где же Маша? Неужели она не пришла его встретить? Все эти годы воспоминания о сыне неизменно и постоянно переплетались с воспоминаниями о свояченице. Она взяла на себя труд заботиться о Ромике, обещала ждать его… По древнему чувашскому обычаю младшая сестра рано умершей жены должна стать второй женой молодого вдовца, матерью своего племянника. Правда, на эту тему Сергей никогда ни с кем не говорил, не было на это даже намека и в письмах, но в тайниках души как-то непроизвольно иной раз возникали такие мысли. Сергей настолько свыкся с ними, что почти считал Машу своей будущей женой. Ведь никакой другой женщины его сын не знал ближе, чем ее.
Поздоровавшись со всеми, Сергей не удержался, спросил:
— А Маша?
— Маша сейчас подъедет на госпитальной машине принимать с парохода раненых. Она ведь работает в этом самом госпитале, — ответила Евдокия Митрофановна. — А вон и она. Легка на помине!
У самой балюстрады остановилась грузовая машина. Из кабины выскочила молодая женщина в белом халате и косыночке с красным крестом. Она бегом спустилась к пристани, увидев Сережу, бросилась к нему. И вдруг, как бы застеснявшись, остановилась поодаль, скромно подала руку, застенчиво проговорила:
— Здравствуй, Сереженька. Значит, приехал? Поздравляю. Ой, как я рада!
И отвела глаза в сторону. Нет, не такой представлялась Сергею встреча с Машей.
— Мы поедем в госпиталь вон в той машине, — сказала она. — Мама, помоги Сереже подняться. Подсади его в кабину, там ему удобнее будет. А я побегу, скажу, чтобы других раненых поднимали.
У кирпичного трехэтажного дома на главной улице кто-то постучал по крыше кабины. Шофер остановил машину. Маша выпрыгнула из кузова.
— Выходи, Сережа, в этом доме мы живем, — сказала она и помогла шурину вылезти из кабины.
Когда машина с остальными ранеными отошла, Маша, вроде бы все еще испытывая какую-то неловкость, спросила:
— Пойдем домой или здесь подождем наших?
— Давай постоим здесь, — ответил Сережа. — Даже не верится, что я среди родных, рядом с сыном. Трудно, наверное, всем вам пришлось с Ромиком.
— Что ты говоришь, Сережа! Он же нам не чужой. Мы и гибель Тамары легче пережили потому, что остался ее сынок. Конечно, глупо так думать, но все же он — часть ее. Ведь правда?
— Да, конечно, — согласился Сережа. — И все же именно Ромик всегда нам будет напоминать, что Тамара была, и вот ее больше нет. И никогда уж не будет…
Подошли Евдокия Митрофановна с Ромиком, супруги Христовы. Поднялись в квартиру. Сережу усадили на диван. Ромик, все еще дичась отца, жался к Маше. Она вывела его на балкон.
Евдокия Митрофановна и Мария Фадеевна гремели посудой на кухне, накрывали на стол. Сергей начал рассматривать фотографии на стене. Долго с удивлением вглядывался в счастливые и очень милые ему лица Маши и Славы.