Шура чуть заметно кивнула головой. Ее лицо было бледно-серым, как наволочка подушки.
У ворот лагеря собралась огромная толпа. Над ней бурлила ликующая многоязычная речь.
— Надо немедленно выбрать старшего и взять управление лагерем в свои руки! — предлагали одни.
— Придут советские военачальники, сами назначат коменданта, — возражали другие.
— Надо проверить, не остался ли здесь кто из немцев. Их нужно арестовать!
Группа мужчин-французов тотчас направилась к зданию комендатуры. Через несколько минут они вернулись, кроме нарукавных повязок с фашистской свастикой там им никого и ничего обнаружить не удалось. Несомненно, вся комендатура лагеря сбежала заблаговременно, когда узники были на заводе. Вслед за ними исчезла и охрана.
У Харьяс радостно забилось сердце: значит, и негодяй Явушкин увязался за своими хозяевами, и ей можно уже не бояться где-то встретиться с ним. А ведь однажды она чуть не столкнулась с этим гнусным человеком: после смены он выходил вместе с их колонной с заводского двора. Не все узники знали, что он из России. Ей показали на него, сказав:
— Самый жестокий из охраны. А похож не на немца, скорее на японца, что ли…
Харьяс только и ответила:
— Придет время, он заплатит за все.
С востока, по широкой магистральной дороге, лязгая гусеницами, уверенно и внушительно двигалась танковая колонна. Сорвав с голов платки, шарфы и размахивая ими как флажками в день праздничной демонстрации, бывшие узницы побежали навстречу советским танкам.
Харьяс догнала девчат на повороте дороги к шоссе, ухватила за руку Аню, едва передохнув, попросила остановиться, — в последнее время у нее появилась одышка.
Но Аня, вся во власти охватившей ее радости, не поняла или не расслышала слов подруги. Она, на миг приостановившись, крепко сжала узкую кисть Харьяс и побежала дальше, весело стуча по камню деревянными подошвами башмаков.
Чигитова постояла две-три минуты, пропуская бегущих мимо мужчин и женщин, и уже не так быстро, как вначале, держась за сердце, пошла на восток. Она не спускала глаз с приближающихся танков. Вот из первого заметили толпу людей. Он остановился. Из люка вылез и соскочил на землю молодой майор. Его мгновенно окружили бывшие узники. Их звонкие, взволнованные голоса заглушали слова командира, который, очевидно, расспрашивал о немецких войсках, потому что люди, перебивая друг друга, показывали в стороны города Висмара, находящегося в тридцати пяти километрах к западу от Ростока. В том направлении отступали остатки разбитых гитлеровских частей.
Один за другим открывались люки остальных боевых машин. Харьяс попыталась побежать, но ей вновь пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Да, за три с половиной года жизни в фашистском трудовом лагере ее здоровье сильно пошатнулось. Не прошли бесследно тоска и страдания по сыну и мужу, нечеловеческие условия жизни в неволе.
Майор поднялся на свою машину и рукой показал направление, в котором следует двигаться танковой колонне, не заходя в Росток, на Висмар…
Толпа неохотно расступилась. Как жаль, что танкисты не могут здесь подольше задержаться. Их задача преследовать врага, окончательно разгромить его. Харьяс долго смотрела вслед танкам: быть может, там кто-нибудь из ее земляков. Ей так хотелось хоть что-то узнать о близких, сообщить о себе.
На входных воротах лагеря развевались флажки союзников — СССР, Америки, Англии, Франции. Это было делом рук энергичных, предприимчивых французов. Где они достали материал? Когда успели все это сделать?
Весна в этих краях наступала значительно раньше, чем в средней полосе России. В день освобождения Ростока погода стояла удивительно солнечная, теплая. Небо казалось необъятно обширным, безмерно глубоким. Воздух был чистым, свежим. Пахло терпкой зеленью распускающихся деревьев и влажной землею…
Более трех лет люди томились в этом мрачном лагере, но впервые заметили, как занималась, расцветала, входила в силу лучшая пора года — весна…
16
В семенную лабораторию Вутланского районного земельного отдела Харьяс пошла работать без колебаний. Здесь ей предоставили приличную квартиру (прежняя была занята новым директором химического завода), небольшой приусадебный участок, продуктовые карточки. «Временно поработаю, — решила она, — а когда вернется Кируш, решим, как дальше быть».