Ну, что ж, это, пожалуй, к лучшему. Завтра она специально зайдет в кабинет главного инженера и выскажет свое отношение к происшедшему. Анна даже обрадовалась, что наконец-то у нее появился серьезный, убедительный повод встретиться с Сергеем Кирилловичем. Сколько времени она мечтала об этом! Но дойдя до приемной, круто поворачивалась и торопливо уходила из административного корпуса. Любой предлог для того, чтобы войти в кабинет Чигитова, ей начинал казаться недостаточно серьезным: вдруг он догадается, что ее к нему привело! Если он ее избегает, сторонится, она также постарается держаться от него на должном расстоянии.
Но теперь-то у Чигитова никаких подозрений на этот счет возникнуть не могло. А в сердце Анны теплилась надежда: Сергей Кириллович считает, что между ними много препятствий, но стоит им встретиться, и все заблуждения рассеются.
И все же как осложнил отец ее жизнь. Он, несомненно, и не догадывается о любви своей дочери к человеку, с которым начал враждовать. Отец привык к власти, к беспрекословному подчинению. Но надо же понимать, что теперь иная обстановка, что он отстал от требований времени и достижений современной технической науки. Можно ли в его положении быть столь неосмотрительным? Анну обожгла догадка: отец шел ва-банк в надежде скомпрометировать главного инженера, чтобы избавиться от него. Именно поэтому он, боясь острой отповеди, не критиковал Чигитова в своем докладе, а, грубо говоря, лягнул его под занавес. И это было особенно гнусно, непорядочно. Зачем это нужно ему? Какую цель он преследует?
Анна впервые шла домой одна. Никто из попутчиков к ней не подходил, все делали вид, что в темноте не узнают. Это было еще одним подтверждением, какой удар по собственному авторитету нанес директор завода. Даже Альдиаров не пытался найти ее, чтобы проводить до дома. Завтра он будет лицемерно оправдываться: куда ты вчера вечером исчезла, я искал тебя, искал?.. Но хорошо, что этот хитрый плут не сопровождал ее. Ей и без него было горько, не по себе.
Анна решила, что сейчас же, несмотря на позднее время, выскажет отцу все свое возмущение. К ее удивлению Ивана Филипповича дома не оказалось. Где он мог задержаться? Она сама видела, как все заводское начальство вышло из клуба, разбрелось в разные стороны.
Уга Атласовна, как всегда приветливая, аккуратно причесанная, повела дочь на кухню.
— Садись скорее, поешь. С обеда голодаешь. Это же так вредно для здоровья.
— Да не беспокойся, мама, я и есть-то не хочу, — отвечала Анна. — Давай подождем отца, всей семьей поужинаем.
— Мы с тетей Сухви давным-давно поели. Мы с ней о своем здоровье не забываем, это вы с отцом портите себе гемоглобин, целыми днями поститесь. Что с тобой, девочка? Ты, по-моему, чем-то сильно опечалена? — заволновалась Уга Атласовна, заметив, что дочь сама не своя.
Анна рассказала о выступлении отца, о реакции людей. Мать, как-то трогательно, по-стариковски сложив руки на груди, то ли равнодушно, то ли устало сказала:
— Не переживай, доченька, из-за него. Он мне столько доставил страданий, огорчений, что я просто перестала на них реагировать. Вот и живем мы с ним каждый своей жизнью. Умные люди давно знают, каков он, а мнение дураков, поверь, ничего не стоит.
И все же лицо Уги Атласовны омрачилось.
Прошел час, второй, Ивана Филипповича не было.
— Ешь, Анночка, и давай ложиться, — сказала Уга Атласовна. — Отец, наверное, опять решил заночевать в своем кабинете.
Анна побледнела, но не решилась поднять глаза на мать.
— Ты веришь, что он там? — вдруг спросила она. — Давай позвоним к нему в кабинет.
— Ни в коем случае! — оскорбленно запротестовала Уга Атласовна. — Ни в коем случае! — И, помолчав, печально договорила: — Я знаю, я совершенно уверена, что он в конце концов поплатится за все. Но пусть эту расплату он получит не из моих рук, не только из моих… — уточнила. — Знаешь, я верю, я убедилась, что злые дела всегда наказуются.
— Мама, — ужаснулась Анна, — ты, по-моему, становишься религиозной?
— О, нет! — почти весело воскликнула Уга Атласовна. — Это вовсе не из области религии. Я просто верю в великую справедливость. — И, подумав, уточнила: — Впрочем, возможно, дело даже не в этом. Просто подлые люди со временем докатываются до своего логического конца. Не будем же им мешать: неблагодарное это дело. — И уже от двери: — Спокойно ночи, моя милая девочка.