— Я тоже очень устала. Вон какой путь проделала.
— Почему не сообщила о выезде?
— Он еще спрашивает! Когда ты мне последний раз писал? А ну вспомни? Месяц назад! На мои последние письма ты так и не ответил. Почему?
— Ты знаешь, почему. Потому что я больше так жить не могу. Или ты переезжаешь в Вутлан…
— В Вутлан? Да тебя самого скоро отсюда выгонят!
— Или…
— Или?
— Хватит, Полина, ты сама понимаешь, что делают люди, у которых не ладится семейная жизнь.
— Спасибо, наконец-то во всем признался, — мстительно возликовала женщина. — Но знай, тебе это дорого обойдется. Против тебя все люди восстали потому, что ты распутничаешь.
— Как ты смеешь такое говорить? Какие у тебя доказательства? — возмутился Сергей.
Полина вскочила с дивана, подбежала к чемодану, откинула его крышку.
— Вот какие! — она бросила в лицо мужу вдвое сложенный конверт.
Сергей понял — анонимка. Ему не хотелось о нее марать руки. Но любопытство взяло верх. Что же ему еще вменяется в вину? Он вынул из конверта тетрадный лист. И сразу же узнал измененный почерк Мурзайкина. Иван Филиппович писал Полине, что ее муж сожительствует со своей секретаршей Галиной.
— Ну что? — спросила Полина.
— Очередная клевета, — равнодушно ответил Сергей.
— Правда, а не клевета. Была бы клевета, ты возмущался бы, отказывался.
— Я устал возмущаться. А отказываться… К чему? Ты же больше веришь анонимкам, чем мужу.
— Кроме анонимок, есть еще факты!
— Какие факты? — с упреком спросил Сергей.
— Где ты сегодня был до часу ночи?
— Я же тебе сказал: ездил в Чебоксары к родителям, к матери, — как-то вроде бы виновато и смущенно уточнил он.
— Не верю! Докажи!
В портфеле, который Сергей оставил в прихожей, лежал небольшой альбом. Мать привезла его из трудового лагеря Ростока и сегодня передала ему. Там среди карикатур на немцев был портрет и Пухвира Явушкина, предавшего свой народ, служившего врагам родины.
— Я берегла этот альбомчик в лагере, рискуя собственной жизнью, — сказала Сергею мать. — Покажи его Явушкину. И он откажется от всех своих притязаний. А еще лучше передай этот документ, куда следует. Я сама хотела это сделать, но думала, что его давно нет в живых.
Сергей мучительно размышлял, стоит ли посвящать Полину в эту трагическую историю его жизни. Разъяренная обидой, ревностью, она едва ли сможет понять его состояние, настроение. Скорее он даст ей в руки новое оружие против себя.
— Ну чем я тебе докажу? — устало произнес Сергей. — Завтра позвони матери, сообщи о своем приезде, спроси ее, был ли я, когда уехал.
— Так она и выдаст тебя! — возразила Полина. — А потом, ты ведь по служебному телефону можешь еще раньше с ней созвониться, предупредить ее.
— Ну сейчас звони! — крикнул Сергей, не выдержав. — Я спать хочу, постели постель.
— Ты что кричишь на меня? Натворил тут всяких безобразий, а на мне зло срываешь!
— Полинка, брось болтать чепуху! Мы столько времени не виделись, неужели нам больше не о чем поговорить?
— Не заговаривай мне зубы! Видно не о чем, если даже на письма перестал жене отвечать. Вон как устроился: не жизнь, а малина! Никуда не нужно ходить, любовница всегда под руками — нажал кнопку, и она тут как тут. В кабинете неудобно, она домой прибежит. В пустой квартире никто не помешает. Бессовестный, у тебя взрослый сын, хоть бы его постеснялся!
— Поля, умоляю тебя, остановись, что ты мелешь? Ты же сама себе противоречишь.
Но жена его не слушала, все больше распаляясь, она продолжала:
— Только теперь я поняла, почему ты мне позволил жить в Ленинграде: тебе нужна была свобода.
— Постыдись! Ты же сама устроилась там на работу, не захотела возвращаться в Вутлан. Сколько раз я приезжал за тобой, и всегда ты придумывала причину, чтобы остаться.
— Значит, еще тогда догадывалась, что наша жизнь не может быть счастливой в Вутлане.
— Прекрати болтовню, у меня голова от боли раскалывается!
— Ну, конечно, натешился с любовницей, слушать жену тошно. Можешь убираться туда, откуда пришел. До утра я останусь здесь, утром уеду. Якшайся со своей шлюхой, пока не выгнали из партии и с работы.
— Послушай, Поля, что с тобой творится? Я тебя такой никогда не видел. Провинилась передо мной и хочешь свои грехи взвалить на меня?
— Ты что, издеваться еще надо мной вздумал?! — разгневанная Полина схватила со стола кофейник и швырнула в мужа. — Дура я, дура! Чтобы не выставить тебя на посмешище, сидела дома как монахиня.