— Ладно, ладно, я же пошутил, чтобы ты знал, — согласился Мурзайкин. — Говоришь, в десять заседание парткома? Кого приглашаешь?
Архип Прокопьевич перечислил, хотя мог бы этого и не делать.
— Вот что, пригласи еще своего сына Аркадия. По-моему, он парень умный, деловой, перспективный. Пусть выступит. Подожди, подожди. А главного технолога Саркамышева зачем? Он же не член парткома? — почему-то испугался директор завода.
— Так ведь заседание расширенное, как же без главных специалистов? Сам посуди.
— Ну, ладно, чувствую, вы там вокруг моей шеи петлю затягиваете. Только знайте, легко не дамся, если что, со многих головы полетят. — Мурзайкин угрожающе бросил телефонную трубку на рычажок: пусть Архип Прокопьевич не забывает, что разные там представители приезжают и уезжают, а директор остается. И он не простит, если его не поддержат или предадут.
Уже в проходной Иван Филиппович ощутил какую-то особую атмосферу: вахтеры о чем-то оживленно шептались, заметив его, подозрительно поспешно, на полуслове, умолкли. То же самое было и в административном корпусе: при его приближении служащие разбегались по комнатам, на их лицах мелькали вопросительно-любопытствующие улыбки. Одни подозрительно любезно, как никогда прежде, здоровались с ним, другие, напротив, подчеркнуто независимо проскальзывали мимо.
Мурзайкин понял: люди не считают его правым, их симпатии на стороне Чигитова. Ивану Филипповичу сделалось не по себе. Он стал досадовать, что вчера вечером завернул к этой грязной бабе Анфисе и не был дома, когда его разыскивали. Невосполнимая потеря. Он выпустил инициативу из своих рук. В его отсутствие людей настроили в пользу главного инженера. Но Мурзайкин знал: показать свою растерянность почти то же, что признать поражение. И он старался держаться смело, независимо, даже весело.
В это утро Иван Филиппович с особым смыслом закидывал назад голову. Только тщательно выбритый жирный подбородок при этом казался нездорово бледным и дрожал мелко, неприятно, как плохо застывший студень.
Было девять утра, а Христова все не было. Это тоже беспокоило. Иван Филиппович позвонил в партком. Архип Прокопьевич ответил, что Тодор Грозданович у секретаря горкома партии, обещал скоро прибыть.
Чего доброго, не поговорив с ним, Христов явится прямо на заседание парткома, волновался Мурзайкин.
В кабинет заглянул Альдиаров.
— Разрешите?
— Ну, конечно, Григорий Васильевич, что за формальности? — ответил Иван Филиппович и даже бодрым шагом пошел ему навстречу.
— Меня пригласили на заседание парткома, — сообщил Альдиаров. По его виду можно было догадаться, что такая честь ему не по душе.
— Ну и отлично! Выступишь, выскажешь свое мнение, отношение. Все будет в порядке! — подбодрил Мурзайкин инженера по технике безопасности. — Да, кстати, вчера вечером я обследовал жилищные условия рабочих, хотел и к тебе заглянуть. Потом подумал, чего зря время терять? Свои люди — и так все решим, договоримся.
Альдиаров без особого воодушевления кивнул головой и скрылся за дверью.
Было около десяти, когда, наконец, к Мурзайкину зашли Христов и Иштулов.
— А я уже начал думать, что Тодор Грозданович умышленно меня игнорирует, не заходит, — поздоровавшись, выговорил директор.
— В горкоме задержался, — объяснил Христов. — Вот, Иван Филиппович, с тяжелой миссией я к вам направлен: разобраться в сложившейся обстановке, во взаимоотношениях с главным инженером.
— Вот как! — удивился Мурзайкин. — А я-то полагал, что промышленный отдел обкома партии встревожен ЧП, имевшем место на нашем предприятии.
— Этим тоже, — подтвердил Христов. И пригладил рукой свои седые, но все еще густые и слегка вьющиеся волосы. — Кому же не понятно, что там, где руководители не ладят между собой, всегда страдает дело?
Мурзайкин стал обвинять Чигитова в том, что у него чемоданное настроение. Он, дескать, одной ногой здесь, другой — в Ленинграде. И похоже, собирается совсем туда бежать, так как, по слухам, жена строит там кооперативную квартиру.
Иштулов поморщился: все ведь знают, как Сергей Кириллович переживает, что жена не едет в Вутлан. А о том, чтобы бросить завод, он и мысли не допускает.
Но, чтобы преждевременно не вступать в пререкания с Мурзайкиным, Архип Прокопьевич многозначительно кивнул на настенные часы.
Христов охотно поддержал его:
— Да, пора, нас ждут товарищи. Пойдем, Иван Филиппович, там все вопросы и обговорим.
В парткоме было довольно многолюдно и шумно. От этого Мурзайкину вновь стало не по себе. Странно, что с некоторых пор здесь, на заводе, он стал вроде бы побаиваться людей. И знал почему: не верил в их доброжелательство, поддержку. Но чтобы подбодрить своих друзей, Иван Филиппович вошел в помещение парткома с высоко вскинутой головой и, подняв руку, весело крикнул, обращаясь ко всем присутствующим: