— Привет, товарищи! Утро доброе! Жаль только, что приходится его тратить на такое неприятное занятие. — И ни на шаг не отставая от Иштулова и Христова, сел рядом с ними за стол.
Уверенный вид директора и то, что он, а не главный инженер сидел рядом с представителем обкома партии, сделали свое дело: у одних поколебалась уверенность в торжество справедливости, упало настроение, у других оно, наоборот, заметно улучшилось.
Архип Прокопьевич, открыв заседание, коротко осветил вопрос, стоявший на повестке. На предприятии произошел несчастный случай: рабочий получил серьезные ожоги. Некоторые товарищи, обязанные следить за состоянием техники безопасности, вместо того, чтобы срочно принять меры по наведению в этом деле должного порядка, всю свою энергию направили на то, чтобы снять с себя ответственность за происшедшую трагедию и переложить ее на плечи другого. Так возник конфликт между группой инженерно-технических работников, принявший форму отвратительной склоки. Таким образом, виновные до сих пор не наказаны. А скандальные препирательства давно вышли за рамки служебных дел и крайне отрицательно сказываются на работе заводского коллектива.
Мурзайкин оглядел присутствующих: со многими он успел переговорить — одним намекнул на должностное повышение, другим пообещал квартиру. Третьи поняли и без того, что их директор — человек властного характера и в случае чего, сумеет воспользоваться своими властью и правами. Таким образом, его противники — Чигитов, Иревли, Саркамышев, Стемасов — окажутся в меньшинстве.
Иштулов еще не кончил говорить, а Мурзайкин, стараясь взять инициативу в свои руки, уже вскочил, чтобы сказать свое направляющее руководящее слово. И на парткоме он считал себя главным лицом. Архип Прокопьевич и Тодор Грозданович переглянулись, но решили в присутствии подчиненных не одергивать Ивана Филипповича. В конце концов главное не в том, кто первым выскажется. Мурзайкин закатил такую речь:
— Черным пятном на нашей партийной совести всю жизнь будет лежать этот трагический случай. Молодой человек, получивший ожоги, никогда не простит нам этого. Как же виновные смеют всячески уходить от ответственности за допущенное преступление? Да, да, я не оговорился — именно за преступление. Общественность всем этим крайне возмущена. Она пишет полные негодования статьи в многотиражку. Она требует сурово наказать главного виновника — Чигитова Сергея Кирилловича за безответственное отношение к своим обязанностям. Передовых людей нашего предприятия не устраивает такой технический руководитель. Он занимается не тем, чем следует, мало уделяет внимания своим прямым обязанностям. И нам известно почему — временным жильцом чувствует себя в нашем городе, всей душой он в Ленинграде, где жена строит кооперативную квартиру. Моральный облик главного инженера этими фактами не исчерпывается: на его месте другой не отходил бы от больничной койки пострадавшего, а он зашел один-два раза и успокоился. Не украшает главного инженера Чигитова и тот факт, что он уклоняется от своих священных сыновьих обязанностей. Его отец Пухвир Явушкин, можно сказать, бедствует, а Сергей Кирилл… а он не признает своего родителя, не оказывает ему материальной помощи. Жестокий, бессердечный человек наш главный инженер. Чему же он может научить своих подчиненных? Но больше всего меня возмущает другое: как ни странно, в нашей среде есть еще люди, которые способны его защищать, поддерживать. Я имею в виду прежде всего редактора заводской многотиражки Леонида Васильевича Иревли. Именно он проявил беспринципность и не напечатал фельетон о Чигитове, написанный талантливым инженером, постоянным корреспондентом нашей газеты Георгием Кокки.
Присутствующие, получив, наконец, ответ на свой вопрос — кто написал пасквиль на главного инженера, обратили взгляды на Кокки. Тот краснел, бледнел, наконец, не выдержал:
— Ну, чего уставились? Не видели?
— Видели, да не знали, — кто-то ответил за всех.
А Мурзайкин между тем продолжал:
— И нам известно, из каких соображений Иревли придержал статью — из приятельских. Я не хотел принимать его на эту должность. Еще тогда я сомневался, и, как видите, не без оснований, в принципиальности этого человека, а Чигитов мне назло взял его. Он-то знал, что делал. И его надежды на Леонида Иревли оправдались: рука руку моет…