— Проснись, сынок, встань, хоть ты и уморился за день, — испуганно шептала мать, стоя у телеги, — Слышишь, как народ волнуется? Сходи, узнай, что за беда приключилась.
Кируш спустил ноги с телеги, протер глаза. Мать, должно быть, долго будила его, она стояла перед ним одетая, но босая. Сквозь монотонный шум человеческих голосов донесся женский вопль:
— Боже, боже мой! Зачем меня родили, зачем вырастили! Лучше бы ребенком в прорубь выкинули!
Кируш торопливо надел лапти, подпоясался шерстяным поясом, соскочил с телеги и выбежал на улицу.
— Доченька моя милая, Харьяс, погубили тебя совсем ребенком, ведь тебе нет еще и шестнадцати лет, — жалостливо причитала соседка у ворот.
Только теперь Кируш понял, что произошло. На красавицу Харьяс давно заглядывались парни. И как это он не подумал прежде, что девушку могут похитить!
«Кто украл Харьяс!» — хотел спросить он у людей, толпящихся у ворот, но слова застряли в горле.
Несмотря на глубокую ночь, шум над деревней стоял как в базарный день. Собаки уныло выли в подворотнях, в плетневых кардах и хлевах блеяли овцы, вытягивая шеи, мычали коровы, тревожно похрапывали кони.
Почти возле каждого дома группками стояли женщины. В толпе, собравшейся у дома Харьяс, были и мужчины. Молодые парни топтались поодаль. Девушки, не смея выйти за ворота, переговаривались через заборы. Все обсуждали ночное происшествие.
— Кто же украл Харьяс? — наконец осмелился спросить Кируш.
— Чего спрашивать? — ответила Марфа, вслед за сыном вышедшая на улицу и успевшая все разузнать. — Говорят, подъехала подвода, а кони-то Чалдуна… Схватили Харьяс и умчались. Теперь ее не догнать даже на ветрокрылом аргамаке… Что поделаешь, такая наша доля женская… Утром тебе, сынок, на молотьбу, иди поспи еще.
И Марфа направилась домой, утирая передником влажные от слез глаза.
«Неужели это сделали они, негодяи? Неужели Пухвир в самом деле женится на Харьяс! Выходит, не зря он бахвалился: «Не подходите к Харьяс, не приставайте к ней, а то будете иметь дело со мной!» — размышлял Кируш. — Где же свадьба? Не иначе, как у хозяина мельницы, Долбова!»
Кируш, догнав мать, сказал:
— Я пошел на свадьбу. Если до рассвета не вернусь, жди меня только к обеду. Молотьбу придется на денек отложить. — И торопливо зашагал по пыльной дороге.
Если бы в семье Харьяс были мужчины, они тотчас вскочили бы на коней и непременно отняли бы девушку. Но отец Харьяс не вернулся с войны, а братьев у нее не было. Так что сколько бы мать ни надрывалась, ни проливала слез, никто за нее не заступится. У Кируша же нет даже лошади. Да если и была бы, разве ему под силу одному справиться с этими негодяями?
И все же Кируш непременно отомстит Пухвиру!
Сделав несколько шагов, он оглянулся. Ему подумалось, что все наблюдают за ним, догадываются о его мыслях, осуждают: проморгал, мол, птичку в гнезде, а теперь сколько ни гонись, — не поймаешь.
Кируш пошел быстрее, он не хотел никого ни видеть, ни слышать. Пусть себе злословят, если это им нравится.
До конца деревни еще добрый десяток домов, и у каждого, в свете луны, маячили люди, вполголоса переговаривались. И опять ему чудятся смешки, и во мраке августовской ночи видятся лукаво улыбающиеся лица. Неужели всем односельчанам известно, куда и зачем он спешит?
У одного двора Кируш замедлил шаги, прислушался к разговору. Писклявым голоском, второпях глотая слова, девушка рассказывала:
— Клянусь солнцем и луной, сама видела, сама слышала: Харьяс сидела вон там у березки, на пне, а перед ней стоял, ну тот… болгарин, как его… да, Христов. Вдруг рядом с ними остановилась телега. С нее соскочили Пухвир и его дружки, подбежали к Харьяс, Христова оттолкнули… А тот, хотя и чужестранец, не струсил… Началась драка. Кто-то из тех поднял палку, да как хватит ею болгарина по голове! Харьяс бросили на телегу и помчались. Она как закричит: «Меня увозят, спасите, помогите!»
Кируш точно окаменел. Неужели Христов и Харьяс виделись даже теперь, в страду? Возможно, они вместе ходили к домику лесника, где Христов в последнее время нередко встречался с Ягуром Ятмановым? Но почему же они не взяли с собой его? Ведь обещали…
Собаки остервенело лаяли вслед Кирушу. Женщины, указывая на него, испуганно шарахались к калиткам. Мужчины вдогонку кричали: «Стой, стой, кто такой? Не охотник ли за конями бродит в ночной час?»
Но Чигитов уже ни на что не обращал внимания. Вот он поравнялся с усадьбой Чалдуна. Даже во мраке ночи дом выделялся среди бедных крестьянских строений, высокий, массивный, крытый тесом. Здесь жил и Пухвир. Никто с уверенностью не мог сказать, в каких отношениях состояли эти два человека, Чалдун и его бывший работник. Одно несомненно — они стоили друг друга. Не случайно Чалдун в преступном деле — похищении девушки — играл не последнюю роль. Одной ниточкой эти люди были связаны и с другим богачом — хозяином водяной мельницы Долбовым.