Кируш и Прагусь, проходя мимо запруды, не удержались от искушения, разделись и нырнули в теплую неподвижную воду.
Полуденную тишь взбудоражили звонкие всплески, смех и веселая песня.
поет Прагусь, энергично и размашисто работая руками.
— Эге-ге, — отвечает ему Кируш, распластавшись на воде.
Прагусь плавал вокруг омута, перед мельничным колесом, и бултыхал ногами в такт песне, которую пел.
Вот уже несколько месяцев Кируш жил вместе с Прагусем в его избе. Вскоре после смерти матери он продал дом.
Продал вот почему: народ избрал его председателем сельсовета, и Кируш решил, что обязан всем показать пример полного отречения от частной собственности.
Его друг, Прагусь, возглавлял местный кооператив.
Иной раз целыми ночами парни спорили, размышляли, мечтали о том, какой станет вскоре жизнь, как изменится со временем человеческое сознание, что такое счастье.
Счастье… Что же это такое в самом деле?
С древних времен на этот вопрос люди искали и не находили ответа. Однако многие сходились на том, что «счастье — это если человек и на смертном одре пьет водицу из того ключа, в котором был искупан после рождения».
Или: «счастье, если человек прожил всю жизнь и умер в своей карде».
Вот и выходило: если чуваш хочет быть счастливым, должен жить только в родной деревне Элькасы. А значит, и жениться на местной девушке.
Прагусь был вполне согласен с таким толкованием полного человеческого благополучия. Чем хуже их деревня любой другой или города? А девушки, разве они не так красивы, как в соседнем уезде? Вот погуляет он еще немного и женится… Чего еще нужно человеку?
Только Кируша трудно понять. Он живет надеждами на какие-то особые перемены в жизни страны, жалуется на недостаточное образование, хочет побывать в далеких городах. И совсем не помышляет о женитьбе. Больше того, совсем не интересуется девушками. Только время от времени вспоминает о Харьяс. А что о ней говорить? Отрезанный ломоть! Кирушу же двадцать два года, возраст для деревенского жениха, можно сказать, критический. Совсем недавно женили парней в четырнадцать лет…
Кируш разговоры на эту тему не поддерживал или отвечал чем-нибудь вроде: «Умирать еще не собираюсь. Все, что мне положено, возьму сполна. Все дело в том, кто к чему стремится…»
Купаясь в теплой воде запруды, парни чувствовали себя веселыми и счастливыми.
И вдруг удар колокола… Он донесся из деревни и гулким эхом покатился по речной долине. От второго удара, еще более мощного, вроде бы даже заволновался, зашуршал камыш…
Кируш и Прагусь, вопросительно переглянувшись, выскочили на берег.
«Дон-дон-дон… Дон-дон-дон…» — звенел колокол, сотрясая горячий воздух. Что-то случилось. Неужели пожар!
Кируш дрожащими руками начал натягивать на себя солдатские штаны.
Прагусь, торопливо одеваясь, не спускал испуганного взгляда с серых изб, крытых соломой. Они очень напоминали прошлогодние скирды.
Не было ничего тревожнее звона колокола в летнюю пору. Чаще всего он извещал о пожаре. А это бедствие страшнее голода, грознее мора. Оно за несколько минут превращает в пепел все крестьянское добро, заработанное кровью и потом.
Между тем, нигде не было видно ни огня, ни дыма.
— Что за чертовщина? Неужели какая-нибудь буза? — недоумевали Кируш и Прагусь, приближаясь к деревне.
— Чайку не угодно ли с вареньем, Кирилл Герасимович, Прокофий Афанасьевич? — крикнул им из окна Иван Иванович Долбов.
Не оглядываясь и не отвечая на приглашение «бывшего», они зашагали еще быстрее. У околицы толпились бабы и девки с лубковыми корзинками и сумками на плечах и о чем-то шумно галдели.
— В чем дело? Что случилось? — нарочито громко и спокойно спросил Кируш.
— Да вот стоим и спорим, имеют ли право бабы разрушать вашу стройку, — ответила одна и потупилась, как и полагается добропорядочной девушке в разговоре с человеком, уважаемым и занимающим высокое положение.
— Как — разрушать? Это еще что такое! — повысил голос Кируш, бросив испуганный взгляд в сторону Эль-ту, который высился вдали среди желтеющего моря злаков.
— И то правда, нам-то что за дело, — снова загалдели женщины и стали расходиться по дворам.
— Объясните толком, кому и чем помешала наша стройка? — повторил свой вопрос Чигитов.