Нелегко таскать кирпичи на пятый этаж. Одни поднимают сразу по пять штук, другие — по четыре, а Кируш настолько отощал за последние дни, что едва осиливает три. Очень неловко перед ребятами — другой раз могут не взять с собой. И он старается меньше отдыхать на площадке, чтобы чаще подниматься. Но студенты, знающие здешние порядки, не одобряют его рвения. Работа, оказывается, поденная, и поэтому норма не устанавливается. К тому же, дом строит частник прораб. Ради чего же усердствовать!
Через час работы решили передохнуть. Все направились к кирпичному сараю — там можно удобно посидеть и даже прилечь. Курящие свернули себе цигарки, затянулись. А вот и техник в белой толстовке. Он вошел в сарай, обвел укоризненным взглядом студентов, сквозь зубы процедил:
— Еще не работали, а уже устали!
— А то нет! — в тон ему ответил один из поденщиков. — Посмотрите, какие мозоли натерли!
Техник, презрительно сверкнув золотыми зубами, заметил:
— А как же иначе! У одних от работы на руках мозоли, у других — на мозгах.
Все поняли намек. Дескать, его дело не легче, но он не жалуется и не сидит, сложа руки.
Студенту не нужно лезть в карман за словом:
— Смотреть, как люди работают, не такой уж тяжкий труд. Едва ли он где-нибудь натрет мозоли.
Оскорбленный техник не стал унижаться до дальнейших пререканий. Он торопливо вышел из сарая. Студенты как ни в чем не бывало продолжали сидеть.
— Очень надо стараться для какого-то частника. От того, что мы волыним, нэпман не обеднеет, — заметил один из них. — Вот если бы строил совнархоз, тогда другое дело, можно было бы попотеть!
Из разговора студентов Чигитов понял: по договору с совнархозом этот дом строил частник. Если его строительство обойдется дорого — частник страдает, дешево — наживается.
После перерыва работали еще хуже. Каждый кирпич поднимали с земли и несли как новорожденного ребенка — бережно и нежно. Уже на площадке второго этажа отдыхали. С пятого спускались, только осмотрев — в который раз! — город.
В обеденный перерыв никто из поденщиков в столовую не пошел. Все направились к продуктовому ларьку. У Кируша в кармане не было ни гроша. Он хотел куда-нибудь уйти, чтобы не вызывать сочувствия у обедающих.
Заметив его растерянность, один студент остановил его, положил руку на плечо:
— У тебя, вероятно, нет денег на обед. Возьми вот, когда получишь расчет, — вернешь.
Кируш едва стоял на ногах. Что было бы с ним к концу рабочего дня, не подкрепись он сейчас. Купив булку и творожный сырок, он с удовольствием перекусил. Подумал: «Какие хорошие ребята, как заботятся друг о друге, поддерживают один другого!»
К вечеру на стройку прикатил частник-прораб. Студенты с ухмылкой смотрели, как он, разжиревший, с мощными плечами, обтянутый черным костюмом, слезал с тарантаса. Кируша поразил его вид — сам толстый, а ноги тоненькие, как у жука. Оказывается, он в крагах… Вышагивая важно и осторожно, точно боясь провалиться сквозь землю, он подошел к поденщикам, постоял, наблюдая, как те работают. Поднял голову, стал смотреть на каменщиков, завершающих кладку. Узкое лицо, бородка клинышком, вытянутая шея, жирный торс на тоненьких ножках, — точь-в-точь глупый гусак, вертящий головой.
К прорабу услужливо подбежал техник. О чем-то говоря, они направились к конторе.
Студенты, откровенно игнорируя важную особу прораба, снова устроили перекур.
Кируш не разделял настроения своих новых друзей.
— А если прораб рассердится и прогонит нас? — сказал он парню, который одолжил ему денег на обед.
— Будь его воля, он давно бы нас разогнал, — ответил студент, ухмыляясь. — Но не то время. Руки у него теперь коротки. Минуя биржу труда, он не имеет нрава принять ни одного человека!
Из конторы вышли прораб и техник. Увидев поденщиков, развалившихся у сарая, направились к ним:
— Молодые люди, вы, должно быть, держали путь в Нескучный сад и заблудились… — произнес прораб.
— Шестьдесят копеек мы отработали еще до обеда, — ответили ему.
— Ах, молодые люди! Как плохо вы знаете жизнь! Я в ваши годы, бывало, за шестьдесят копеек гнул спину целую неделю! — тяжело вздохнув, заметил прораб.
— Это когда же было?
— В 1912 году, на Юзовке, сынок.
— Значит, при царе, папаша. А теперь Советская власть.
Прораб, едва сдерживая негодование, вынул из кармана носовой платок, вытер лицо, шею, намечающуюся лысину и, повернувшись к технику, что-то сказал ему.
Как только они удалились, студенты поднялись, принялись за дело.
На этой стройке Чигитов проработал три дня. На четвертый день студенты отказались идти туда, Кирушу не хотелось оставлять работу, он зашел к конторщику и попросил не вычеркивать его фамилию из списка.