Харьяс предоставила Анатолию слово. Тот подошел к столу президиума и стал говорить. Кируш, напрягая внимание, слушал, но никак не мог понять, что же хотел сказать Яндураев. Путанным и многословным казалось его выступление.
И не только Чигитов так думал. Из зала стали раздаваться выкрики: «Давай короче!», «Выражайся точнее!», «Нечего толочь воду в ступе!».
Анатолию не понравилась реакция зала.
— Надо уметь вести собрание, — сердито бросил он в сторону Харьяс и, не окончив речи, пошел со сцены.
Харитонова, призывая комсомольцев к порядку, постучала карандашом по графину. И попросила Яндураева вернуться и продолжить свое выступление. Но тот обиделся не на шутку, как будто сам также не прерывал товарищей:
— Чего зря говорить, если никто не слушает…
И до конца собрания сидел надувшись.
А Кируш все размышлял о Харьяс… Подумать только, робкая, деревенская девчонка, столько пережившая, не опустилась, не пала духом, стала знатной работницей крупной столичной типографии, завоевала такое уважение людей… Чего добился он за эти годы? Ну, воевал против Колчака, вступил в комсомол, работал председателем сельского совета… И это все… А ведь у него жизнь была намного легче, чем у Харьяс.
Хорошо, что он на свою первую зарплату и гонорар купил костюм, а то совсем было бы стыдно перед ней. Вот только обут он все в те же штиблеты. В следующую зарплату обязательно нужно купить ботинки, а потом и пальто…
После собрания Кируш специально задержался в зале. Ему очень хотелось встретиться с Харьяс. А вот и она, красивая, стройная, уверенная в себе. Рядом с ней идет девушка, пышноволосая, и в такой же зеленой, нарядной, как и у Харьяс, кофточке.
Поравнявшись с Кирушем, который не сводил с нее глаз, Харьяс воскликнула:
— Кого я вижу! Здравствуй, Чигитов! Ты разве в Москве? Совсем недавно писал в газету из Элькасов… И вдруг…
Кируш сказал, что он работает на книжном складе Центриздата.
Харьяс попрощалась с подругой, сказав, что встретила земляка.
Они вместе вышли на улицу.
— Почему не учишься? Я в этом году окончила рабфак. Здесь, — Харьяс кивнула в сторону типографии, — работаю временно. В будущем году буду поступать в институт.
Кируш в свое оправдание стал рассказывать: воевал, работал, хотел поступить на рабфак, да опоздал…
— В каком году вернулся из армии? Не женился? Христов, говорят, погиб на фронте. Ты его после Элькасов не встречал?
Когда Кируш сказал, что воевал вместе с Тодором и что его потом отправили восстанавливать Донбасс, Харьяс сразу сделалась грустной.
Кируш заговорил о другом:
— Я слышал, что у тебя есть сын. Наверное, уже большой?
На лице Харьяс отразилось страдание.
— Моего Сергуша, когда ему было два года, украли нищенки. Я уже несколько раз объявляла розыск, но пока безрезультатно.
— Как украли? — едва выговорил Кируш.
Харьяс рассказала, как в голодный двадцать первый год она с сыном хотела уехать в Сибирь, как оставила его двум женщинам… Вытерев глаза, грустно добавила:
— Что я тогда пережила! Умереть хотела, под поезд бросилась, спасли.
— А не Пухвир ли все подстроил?
— Ответили, что нет у него Сергуша.
— Я видел его в Чебоксарах на ярмарке, на скрипке играл…
— Какое мне до него дело!
13
Чигитов пришел в типографию за книгами, и во дворе встретил Анатолия, Петра и Аполлона.
— Ты просил показать тебе наборный цех. Пойдем, покажу, — сказал ему Яндураев. — Только имей в виду, за это, как получишь зарплату, поведешь в буфет.
Цех оказался большим, как базарная площадь. И шум здесь стоял, как на ярмарке. Впрочем, был обеденный перерыв. Кируш морщился, закрывал уши и почти ничего не улавливал из того, что ему говорил Анатолий:
— Вот видишь, это наборные кассы. Они расставлены «улицами». Перед каждой кассой работает один наборщик. — Яндураев показал Чигитову свою кассу, потом подвел его к наборщику-китайцу.
— Видишь, у них вместо одной буквы — целое слово. Иероглифом называется. — Он вынул кусочек металла из кассы, спросил наборщика: — Что это означает?