Островерхая башня Ленинградского вокзала похожа на шлем Александра Невского, крыша Ярославского на головной убор Золушки, ансамбль Казанского, расписанный затейливым, восточным орнаментом, напоминает о мудром гостеприимном Востоке. Сюда ежечасно, как реки в море, стекаются поезда из Татарии, Чувашии, Узбекистана, с Урала, из Сибири, с берегов Амура…
Посланцы и гости столицы суетливым потоком выливаются с платформ на шумную, как среднеазиатский базар, площадь. У всех в руках — чемоданы, саквояжи, корзинки, кошели, кумганы, котомки… В глазах — восторг перед красотой столицы и растерянность перед ее необъятностью и величием.
А площадь во всех направлениях пересекают трамваи, автобусы, пугая сигналами, легковые и грузовые автомашины, и всюду люди, люди, люди…
Даже человек, уезжающий из Москвы, только тогда вздохнет облегченно, когда сядет в вагон отходящего поезда.
Вот и эта женщина… Едва придя в себя от столичной сутолоки, она теперь облегченно вздыхала, обмахивалась платочком и, запрокинув голову, осматривала расписные стены и потолок здания Казанского вокзала. Рядом с ней верхом на чемодане сидел мальчик лет пяти-шести. Время от времени он хватал ее за подол и плаксиво тянул:
— Пойдем в киоск смотреть картинки…
Мать ласково поглаживала его по голове, совала в руку конфету, обещала:
— Подожди еще немножко. Скоро придет папа, тогда и пойдешь с ним…
К вокзалу подкатило такси. Из него вышли двое мужчин. Расплатившись с водителем, они направились к главному подъезду.
Один из них, среднего роста, коренастый и широкоскулый, нес два чемодана. Он сразу же узнал женщину с ребенком и направился к ней. От него не отставал седой, худощавый старик в коричневом костюме и с портфелем из крокодиловой кожи. Они поздоровались с женщиной, поставили на пол свой багаж.
— А где мужчины? — спросил тот, что помоложе. Это был Иревли.
— Скоро подъедут, — ответила женщина. И, улыбнувшись, добавила. — А один при мне. — И кивнула на сына.
— Как зовут этого мужчину?
— Мы его зовем по-болгарски Славчо.
— Значит, Слава. Славик, ты куда же едешь?
— К дедушке, — ответил мальчик.
— Молодец, смелый и смышленый, как мама, — похвалил его Иревли. — Вот тебе за это шоколадка.
И, взглянув на женщину, добавил:
— Я ведь не забыл, как ты среди зимы тайно от отца сбежала в Казань.
— А кто меня повез? Уж не ты ли, Леонид? — лукаво усмехнулась женщина.
Это была Маня, Мария Фадеевна, как ее теперь называли, дочь вутланского учителя Фадея Фадеевича.
После гражданской войны она с мужем, Тодором Христовым, жила в Донбассе. Теперь с семьей переезжала в Чувашию. За эти годы она почти не изменилась. Разве что немного пополнела да на лбу появились две тонкие морщинки.
— Где теперь живет тетя Ануш? — спросила она у Иревли.
— В Чебоксарах.
— Все вдовствует или вышла замуж?
— Они поженились с Ятмановым. Его жена умерла несколько лет назад.
— Петр Петрович, — обратился Иревли к своему почтенному спутнику. — Позвольте вам представить дочь вутланского учителя Фадея Фадеевича, Марию Фадеевну, участницу гражданской войны.
Маня протянула руку профессору Верхоленскому, спросила:
— Вы разве знаете моего отца?
— Лично встречаться не приходилось, но слышал о нем много.
— От кого же?
— От меня, от Харьяс Харитоновой, — ответил Иревли. — Кстати, твоя бывшая подруга химик и работает в Вутлане.
Леонид надеялся, что Маню очень обрадует эта новость, но та торопливо отвела взгляд и заговорила о другом. Вскоре к ним подошли Христов и Чигитов.
— Вы, наверное, устали ждать нас, — сказал Кирилл. — Просим прощения. Задержались в тресте.
Тодор поднял сына над головой, чмокнул его в одну щечку, в другую и, опустив на пол, вынул из кармана два апельсина.
— Держи, Славчо.
— Мы не устали, — ответил Чигитову Иревли. — Но если бы вы задержались еще на несколько минут, могли отстать от поезда.
Вскоре их окружили крепкие молодые парни — шахтеры из Донбасса. Они вместе с Христовым ехали в Чувашию на фосфоритные рудники.
Чигитов вручил им билеты и посоветовал, не мешкая, пойти на посадку. Рабочие, весело переговариваясь, забрали свои чемоданы и мешки и направились к перрону.
— А когда мы пойдем покупать картинки? — захныкал Славик. Из его крупных, черных, как у отца, глаз закапали слезы.
Тодор, взяв сына за руку, торопливо повел его к киоску. Купив набор открыток, вернулся к жене, взял чемоданы и вслед за ней и сыном пошел к поезду.