– Что? – спросила я и покраснела.
Брови у него были идеальные, куда лучше моих, а бриллиантовые сережки в ушах при каждом движении сверкали и рассыпали вокруг искорки.
Чайник запел. Я выключила плиту, сняла его с конфорки.
Снова спросила Диего:
– Ну, что?
– Да вот… – Он сглотнул. – Знаешь, я поднимался по лестнице, взглянул на твое окно и… Nena, крошка! Ты там светила в одном бюстгальтере.
Мне пришлось срочно поставить чайник обратно на плиту, чтобы не выронить. Лицо у меня точно огнем обожгло, а из ушей, наверное, повалил пар.
– Я не заметила, что жалюзи открыты, – паническим шепотом выкрикнула я.
Мне хотелось умереть на месте.
– В следующий раз будь осторожнее. – В голосе Диего звучала неподдельная тревога. – Не провоцируй всяких психов. А если бы тебя кто другой увидел, а не я? Если твой папа узнает, запрет тебя в самой высокой башне, и будешь ждать, пока я тебя спасу.
– Я сама спасусь, – ответила я, все же замешкавшись на секунду-другую. – И не надо волноваться. Никто и никогда ни в какой высокой башне меня не запрет.
– Интересно будет посмотреть, если кто-нибудь попытается. – Теперь Диего стоял так близко, что я ощущала жар его тела. А может, это меня лихорадило и кидало в жар. – Я слышал про Химену. – Лицо его оставалось непроницаемым, но в голосе звучала печаль. – Мы с ней вместе учились в начальной школе. А в седьмом классе она бросила школу, и Пабло чуть не зачах. Он ведь по ней страдал, помнишь? Он тогда еще любил темненьких.
Если бы она не гуляла с кем не надо, была бы жива и здорова…
– Каждый день в новостях еще какая-нибудь девчонка.
– Если тебя хоть кто-нибудь когда-нибудь попытается обидеть, сразу скажи мне, я ему задницу надеру. Он у меня своими зубами подавится. Только скажи.
Но серьезно – что Диего мог сделать? Он ведь даже тут больше не живет. Я похлопала его по руке и отдернула свою так поспешно, что чуть не опрокинула матэ.
– Уй, – буркнула я и с трудом не выругалась, а не будь здесь Диего, так обязательно бы выругалась. – Я тебе уже сказала: я и сама в состоянии о себе позаботиться. Не волнуйся. – И, чтобы сменить тему, спросила: – Хочешь к матэ пиццы или крекеров? Или вот еще мама вчера сладкий пирог с айвой пекла, может, еще осталось.
Я заглянула в холодильник – и в самом деле, пастафрола с айвой еще осталась. У Диего прямо глаза загорелись. Он всегда был сладкоежкой.
– Только немножко.
– Садись сюда. – Я усадила его за стол, сама устроилась напротив, на своем любимом месте у окна, – мы с ним сидели вот так миллион раз. – Я… видела тебя по телику. То есть мы смотрим матчи. – Я налила кипятка в калебас. – Мы с мамой. Она говорит, тебе очень идет черно-белое.
Я не могла отвести от Диего глаз и ласкала взглядом, особенно его смущенное лицо. Выбрит он был так гладко, что мне казалось, я чувствую, какая нежная у него кожа, – будто трогала его кончиками пальцев.
Я отпила матэ и чуть не ошпарила язык.
– Вы смотрите футбол?
Я поспешно сглотнула.
– Когда получается. Иногда слушаем по радио, а если смотрим, то в записи. Потому что доступ к трансляции онлайн стоит как… как яйцо. Или даже два.
Диего рассмеялся.
– Остра на язык, как всегда.
Он с удовольствием откусил пирог. К его губам прилипли крошки и, Dios mío, у меня внутри все сжалось, но я снова взялась за матэ и прикинулась равнодушной.
– А-а, ты про куриные, – добавил он.
– Ну разумеется! Что за нескромные мыслишки бродят у тебя в голове, Феррари?
Он облизнул крошки и прикусил нижнюю губу, а потом с пафосом сказал:
– Вообще все сразу, Хассан.
Теперь у меня в голове понеслись картинки одна неприличнее другой. Я рассмеялась и уставилась на салфетку. Оказывается, я успела изорвать ее в клочья.
Снова повисло неловкое молчание. Окутало нас плотной удушливой пеленой. Я лихорадочно прикидывала, чем бы нарушить это молчание, и тут, о счастье, вспомнила, что у меня ведь так и лежит книжка Диего.
– У меня кое-что для тебя есть.
Я вскочила и побежала к себе в комнату за «Тенью ветра». Когда вернулась, Диего все так же баюкал в ладонях калебас с матэ.
– Извини, что так долго ее держала. До твоего дома теперь далековато ехать. – Я засмеялась.
Кухню освещала только тусклая лампочка в углу, и я от души понадеялась, что Диего не видит, как я снова покраснела. Не глядя ему в лицо, отдала книгу. Наши пальцы на миг соприкоснулись. Я поспешно сжала кулаки и скрестила руки на груди – а то он еще заметит, что меня всю колотит.