Антон нацепляет очки на нос. Перед его глазами даже не Сумрак, а почти полная темнота, в которой едва-едва угадываются очертания людей и предметов. Впрочем, окно выделяется довольно ярким прямоугольником. И везде, практически везде - словно бы светящиеся изнутри лужи, мазки и капли. Пол - вообще озеро огня. Это следы магии, оставленные повсюду (часто неосознанно) обитателями квартиры. А сам Одихмантьев выглядит, словно висящий над полом огромный слиток расплавленного металла.
Антон поворачивает корпус и смотрит на Симеоныча. Толстяк выглядит в точности таким же сверкающим слитком, хотя по магической силе он превосходит Одихмантьева раза в два, а то и больше. Это не бурлящая аура Иного, это вообще не аура, это чистая Сила, излучаемая магом и преобразованная хитрой электроникой в зрительные образы.
- Закройся, - просит Антон. Симеоныч напрягает магическую защиту и начинает тускнеть, гаснуть, превращаться в темный силуэт. Впрочем, то там, то здесь проскакивают яркие искорки.
- Селективность у очков слабовата, - сообщает свое мнение Антон. (Одихмантьев виновато разводит руками.) - Да и проверить бы не мешало прибор в полевых условиях.
- Вот и проверим сегодня, - ухмыляется Симеоныч. - Ну что, старики, на футбольчик сходим?
- Сходим! - радостно соглашается Одихмантьев.
- А ты же вроде бы в прошлый раз обещал, что в ближайшие сорок лет, пока опять не будет нормальной команды, ни одной ногой на этот поганый "Металлург"...
- Заблуждался! Врал!
- А жена тебя на этот раз пустит?
- Пусть только попробует не пустить! - с угрюмой угрозой мелкого, но злого русского мужика рявкает Одихмантьев. И тут же хихикает.
Антон не сомневается, что Мария в дальнем конце квартиры конечно же все слышит. Может быть, в комнате, а может быть - в полутемной спальне с тончайшими шелковыми балдахинами над супружеским ложем, с пуховыми перинами и ароматными мягчайшими подушками. Антон чувствует, что непроизвольно краснеет.
- А кто с ЦСКА сегодня играет? - задает он идиотский, но вполне простительный для жителя столицы вопрос. Симеоныч и Одихмантьев, как по команде, оборачиваются к Антону и крутят пальцами у виска. В Самаре всего одна команда - "Крылья Советов". Любовь моя, блин, печаль моя.
* * *
Симеоныч и Антон стоят у подъезда, ожидая Одихмантьева. Чувствуется, что наверху происходит тягостная сцена. Солнце начинает клониться к закату, тени удлиняются, но асфальт еще дышит пыльным жаром. Из подъездов выбираются и усаживаются на лавочки - лузгать семечки - первые бабульки.
- Слушай, но это же ненормально, - возбужденно шепчет Антон. Впрочем, Марии ничего не стоило бы услышать этот шепот через полтора десятка метров кирпича и стекла, если бы она захотела. - Она же Темная! И при этом очень сильная! А вдруг она сотрудничает со своим Дозором?
- Да нет, - отмахивается Симеоныч. - Не сотрудничает. Просто есть одно довольно серьезное обстоятельство, препятствующее этому.
- Но так же не может продолжаться. Я не понимаю. Что у них общего? Как они уживаются? - не унимается Антон.
- Любят, наверное, друг друга. Вот и все, - со вздохом поясняет всезнающий Симеоныч. - Ну и есть еще один фактик в пользу их взаимососуществования. Видишь ли, Одихмантьев - перевертыш, и его трансформационный образ - добрый и веселый, лопоухий щенок. А Мария... она тоже оборотень. Волчица.
Антон вздрагивает. Симеоныч удивлен: неужели этот московский опер боится темной Иной, примерно равной ему по силам?
А Антон в это время вспоминает рассказ, который он услышал несколько лет назад на работе, в московском офисе Ночного Дозора из уст Семена. Где только Семен не был, что он только не видел! Но Семен любит приврать, он восемьдесят лет травит байки, и не поймешь - где правда, а где вымысел.
Перед внутренним взором Антона ярко встает картина, навеянная рассказом Семена.
* * *
Поздняя осень или начало зимы. Огромная, слегка всхолмленная степь густо побелена первым снегом и пуста, насколько хватает взгляда, во все стороны. Вечереет. Послеполуденный ветер разогнал снеговые тучи, и на сизом небосклоне зажигаются первые звезды. Ночью будет звенящий мороз, и встанет яркая, абсолютно круглая луна.
Ни строения, ни огонька, ни рощицы. И только насыпь с тонкой ниткой дороги пересекает эту степь с юга на север. По дороге медленно, словно выискивая что-то, ползет маленький одинокий автомобиль. Вот он останавливается. Дверца открывается, и на дороге появляется ослепительно красивая женщина в дорогих мехах. Некоторое время она озирается, внимательно осматривая окрестности.
И вдруг ее соболиная шапка летит на сиденье автомобиля, расплескивая по плечам и спине угольно-черные волны волос. Потом женщина нетерпеливым движением плеч сбрасывает песцовую шубу. Вслед за этим внутрь машины летят замшевые сапоги на длинных и острых шпильках. Еще минута... и женщина полностью обнажена.
Она, не глядя, захлопывает за своей спиной дверцу автомобиля и одним небрежным жестом накладывает заклинание Отрицания. Теперь запоздалый путник, случайно забредший в эту степь, не обратит никакого внимания на одинокий пустой автомобиль.
Дыхание перехватывает то ли от мороза, то ли от нереального зрелища. Некоторое время женщина стоит неподвижно. Ее глаза сверкают, ноздри раздуваются, крупная и тяжелая, идеальной формы грудь взволнованно колышется. Кажется, женщина вслушивается в воющие ноты морозного ветра, свирепым укусам которого она так отважно подставила свою обнаженную кожу.
Потом женщина делает шаг, другой... третий... Она спускается вниз по насыпи, как купальщица в воду, с каждым шагом все сильнее разводя руки и осторожно нащупывая нежными босыми ступнями в нестерпимо жгучем снегу верный, наименее скользкий путь. Ее лопатки острыми бугорками натягивают тонкую кожу спины, тяжелые тугие ягодицы попеременно напрягаются.
И вдруг женщина издает горловой вопль и, раскинув руки, в клубах пара пускается бежать легкими скачками в степь, навстречу морозному ветру! Волосы развиваются за ее узкой спиной! Через минуту женщина скрывается за гребнем ближайшего пригорка, и только ровная цепочка следов маленьких босых ног отмечает ее путь в заснеженной степи.
Если терпеливый наблюдатель пройдет по этим следам достаточное расстояние, он с удивлением и даже с суеверным ужасом обнаружит, что через несколько сотен шагов они внезапно превращаются в следы крупной собаки или волка. И это означает, что безрассудному смельчаку пора бежать отсюда со всех ног, не оглядываясь. Ибо - чу! - не только ветер воет над заснеженной степью, и звуки эти приближаются с разных сторон...
* * *
Но кто сказал, что эта история именно про Марию из города Самары? Может быть, Семен рассказывал про какую-нибудь иностранную женщину-оборотня, например, про американку? Да и в России или в Казахстане немало мест, где могла бы произойти эта история. Если она вообще не придумана Семеном. Он же соврет - недорого возьмет!
В этот момент дверь подъезда отворяется, и по ступенькам крыльца сбегает Одихмантьев: