— Какой ты мне друг? — пискнул Сумчатый. — Продал меня ментам… Какой ты всё-таки, Чеснок, трусливый и жадный!
— Может, Утюга схватили? — выпалил Чеснок, не потому что так думал, а чтобы отвлечь Сумчатого от своей персоны.
Сумчатый вздрогнул.
— Ты что? — сдавленно просипел он. — Схватили?
— Подожди…
— Ну, вот, что вы наделали! — завопил Сумчатый. — Нас уже хватают! А я — следующий! И… Додик про Ужа не отчитался…
— Про Утюга — это я так, сказал, — серьёзно начал Чеснок. — А вот Додик, да. Скорее всего, его замели. Он всегда отчитывался. Слушай, я сейчас подъеду…
— А я тебя не пущу! — пискнул Сумчатый. — А вдруг ты ментов наведёшь?!
— Постой…
— Не пущу! — повторил Сумчатый и швырнул трубку.
Из другой комнаты прилетел большой пёстрый попугай, который как-то выбрался из клетки, и уселся на стол Сумчатого, сбросив бумаги.
— Дуррак! Дуррак! — скрипуче крикнул попугай. — Ты — дуррак!
— Кыш! — Сумчатый схватил статуэтку — мини-Венеру — и замахнулся на птицу, вскочив с кресла.
— Дуррак! — бросил попугай, как-то даже сочувственно. И ретировался, прежде чем мини- Венера обрушилась на то место, где он сидел.
— Чёртова курица! — заплакал Сумчатый. Конечно, ведь он разбил статуэтку и пробил вмятину в кедровой, отполированной до блеска, крышке стола.
Лев Львович смахнул с помятой столешницы осколки статуэтки, поднял скинутые птицей бумаги и уселся за стол, подумав, что ещё не всё так плохо, и ему удастся отсидеться.
— Дуррак! — возразил попугай. Теперь он сидел на люстре.
Глава 64. Подземный житель
Пойманный в пещере человек провёл ночь в изоляторе, в отдельной камере. Он стучал в дверь, кричал, чтобы его немедленно выпустили. И ещё и извинились перед ним. Однако при этом «подземный житель» категорически отказывался назвать даже своё имя. Поэтому пришлось продержать его до утра, а утром выяснять, кто он такой.
Когда Сидоров привёл задержанного из изолятора, он дёргался, вырываясь от него, и говорил, что «никто не имеет права хватать просто так».
Выглядел этот человек лет на тридцать. На макушке уже проглядывала лысина, спереди висело небольшое брюшко. Одет он был в серый костюм и френч, тоже серый.
— Мне не нравится этот стул! — заявил он, когда Сидоров попытался его усадить.
— Почему? — удивился Пётр Иванович. — Стул, как стул.
— Он в заусенцах! Я себе затяжек на брюках понаделаю!
Сидоров принёс ему другой стул.
— Устраивает?
— Можно было и получше найти! — фыркнул задержанный, усаживаясь.
— Как вас зовут? — спросил у него Пётр Иванович.
— Я не обязан вам говорить, ни как меня зовут, ни как я попал в пещеру — ничего не обязан. У меня есть право хранить молчание, — «подземный житель» сложил руки на груди, как Наполеон, и отвернулся от Серёгина.
— Наглый какой, а? — вздохнул Пётр Иванович. — Саня, приведи-ка Ужа, а то придётся с этим «диггером» до вечера возиться.
— Какого ужа? — запротестовал в свою очередь «диггер». — Я боюсь змей!
Не обращая внимания на эти его выкрики, Сидоров пошёл в изолятор за Ужом.
Уж глянул на сидящего на стуле «обитателя пещеры» один раз.
— Утюг, — бросил Уж. — Он с Сумчатым в одной шайке ползает.
— Ужара! — заорал задержанный и замахал кулаками. — Ах, ты ж, аспид!
Он вскочил со стула и подбежал к Ужу, замахиваясь. Тот отпрянул в сторону. Сидоров схватил Утюга за руки и заковал в наручники. Усадив его на стул, сержант увёл Ужа назад, в камеру.
— Раз вы — Утюг, значит должны знать, куда Сумчатый отправляет похищенных и что скрывалось за дверью в пещере, — заключил Пётр Иванович. — Не хотите поделиться?
— Я — никакой не Утюг! — возразил Утюг. — Этот Уж клевещет! И, вообще, нашли, у кого спрашивать! У Ужа! Вы бы ещё моржа сюда притащили, и у него спросили бы!
— Какого моржа? — рассердился Пётр Иванович. — Вы — Утюг? Лучше говорите правду.
— Уберите эти наручники — мне неудобно!
— Развяжи его, — сказал Пётр Иванович вернувшемуся из изолятора Сидорову.
Сержант освободил руки Утюга. Тот начал тереть запястья так, словно провёл в наручниках не десять минут, а десять дней.
— Так, вы — Утюг, или нет? — повторил вопрос Пётр Иванович, ища скрепку среди груды листов.
— Никакой я не Утюг! — воскликнул «подземный житель». — И не знаю, зачем Тень ментов из ментуры таскает!.. Ой…
Утюг съёжился, зажав себе рот двумя руками: проболтался! От природы Утюг был холериком: вспыльчивым, «горячим». За это и назвали его «Утюг». В сердцах он мог ляпнуть, что угодно. Вот и сейчас — ляпнул.