— А ну, Грибок, колись, где Вася?! — напёр на бомжару Мирный, направив фонарик прямо в его оглупевшую физиономию, «украшенную» громадным фингалом.
— Бэээ, — заблеял Грибок, закрывая пропитые глазки чёрной от грязюки горилльей ладонью.
— Давай, давай, рассказывай! — поторопил его Мирный, пихнув ботинком в бок.
— На рыбалку умотылял, мутантов ловить! — выдохнул вместе с перегаром Грибок, отползая в темноту от фонаря участкового. — Жрать ему нечего, да и никому из нас — жрать нечего, вот и жрём мутантов. А сегодня его очередь мутантов ловить! И — если мало наловит — мы ему всей бражкой навешаем «медалей» в глаз и в рыло, и по уху впаяем, и буцать будем булками в печень, и накостыляем по почкам … Я дрын возьму, а Куздря́ — камень!.. Грызло начистим так, чо хлебало не раззявит, чо зенки не размылит…
— Цыц! — остановил разговорившегося Грибка Мирный, не давая ему уползти в темноту. — На каком берегу сидит?
— На «нижнее-еем»! — взвыл бомж, словно шакал, которому отдавили хвост.
Грибок, отползая от слепящего луча яркого фонарика участкового, забился в угол и скукожился там, влипнув в сырую, почерневшую стенку. Тут, в углу, он был в ловушке — Мирный прочно захватил бомжа в круг света и теперь допрашивал с пристрастием о «чертях», которые возникают в домах добропорядочных граждан. Пётр Иванович и Сидоров просто молчали, стоя поближе к забитому гнилыми досками окошку, откуда сочился спасительный свежий воздух. А обложенный Грибок завывал, что ничего не знает ни про каких чертей и мотал руками, словно перевёрнутый жучок мотает лапками.
— Э-э, гражданин начальник, — выплыл из сумерек ещё один голос, хрипатый такой, похожий на женский.
Мирный моментально среагировал, снял осаду с Грибка и направил фонарик куда-то влево, обнаружив там некое существо в серой рубахе, с торчащими пегими космами и с рыбьими глазами.
— А ну, Куздря, выкладывай, что там у тебя! — строго потребовал от существа Мирный, а по его виду было понятно, что он сам хочет отсюда поскорее убраться.
— Э-э, гражданин начальник, — провыло существо по имени Куздря, пытаясь сделать самокрутку из куска газеты и нескольких подмокших окурков. — Зямыч вчерася пропал. Он к шахте за чем-то ходил, и всё — с концами. Черти твои схавали… Мы тут все на рогах стоим — авось и нас схавают? Чи учудят чегось — все кверх копытами попереворачиваемся?
Глава 95. «Мутант» Вася и «черти» из штольни
Закончив трясти бомжей, Мирный повёл Петра Ивановича и Сидорова к небольшому и загрязнённому водоёмчику, что плескался позади закрытой шахты, за железной дорогой, и пестрел на солнышке бензиновой плёнкой. По берегам живописно раскинулись… пустые бутылки — стеклянные и пластиковые; разнообразные обёртки — от всего на свете: от мороженого и игрушечного китайского робота «Exterminator» до коробок от компьютера. У самой воды чинно возлежали автомобильные покрышки, а чуть поодаль — покоился наполовину в воде трёхногий пластиковый стул вульгарного красного цвета. Вот здесь-то и рыбачили местные «человеки без адреса», а выловленную рыбу величали «мутантами».
Над ядовитой водой, каркая, носились вороны — «донецкие чайки» — а под неказистой ивой расположился неказистый человечек с неказистой самодельной удочкой в правой руке.
— Вот он, — Мирный показал рукой на рыбака. — Ловит.
Когда к нему подошли целых три «гражданина начальника», Вася стушевался и выронил удочку. Она упала в водоёмчик, а в это время клюнул «мутант» и утащил Васину удочку под мутную воду.
— Ээээ!! — заревел Вася, не успев схватить руками украденную удочку, и плюхнувшись животом и носом на раскисший грязный берег.
— Уууу!! — разочарованно протянул Вася, поднявшись, глядя вниз, на свои древние рваные кеды.
— Послушай, Вася, — обратился к бомжу Мирный, не дав ему сбежать и усадив железной рукой на торчавший неподалёку пень.
— Аааа? — откликнулся пойманный Вася, глазея на собравшихся вокруг себя детскими голубенькими глазками.
«Интересно, он согласные буквы знает?!» — подумал про себя Сидоров, услышав, каким образом общается с окружающими бомж Вася. А Мирный подошёл к «ловцу мутантов» вплотную и вопрошал:
— Ты знаешь такого Алексея Алексеевича Кубарева? — так звали мужа надоевшей Петру Ивановичу Сабины Леопольдовны.