Раньше Карпец и Шубин «жили» через этаж друг от друга. Но потом, дабы не гонять по ступенькам тощающего на глазах Лисичкина, их поселили в соседние палаты.
Сначала Пётр Иванович решил посетить Карпеца. Старший лейтенант был под надёжной охраной. Стоявший около двери сержант Борисюк долго проверял документы и Серёгина, и Сидорова, и Лисичкина. Сержанту Борисюку уже надоело проверять одни и те же документы, он давно зазубрил наизусть их содержание и прекрасно знал в лицо тех, кто их предъявлял. Но Борисюк боялся, что некий таинственный «Тришка» снова наложит на него тёмные чары, умыкнёт Карпеца, а Соколов — снова выскочит и набьёт ему шишку дверью…
Лисичкин удалился: у него по расписанию были занятия с Шубиным. Карпец сидел на кровати по-турецки и читал толстую газету «Комсомольская Правда».
— Ребята, ну, сколько можно?! — вопросил он, отбросив «Правду», и воззрился на пришедших к нему Петра Ивановича и Сидорова. — Мне этот «Кашпировский» совсем уже плешь проклевал. Колдует и колдует! Не пойму, чего он от меня хочет-то?! Не крал я дела вашего Светленко! Сколько можно меня с «Наполеонами» держать?!
Карпец вскочил, забегал по палате взад-вперёд. А, набегавшись, застопорился напротив Серёгина, заискивающе заглядывая ему в глаза, излучая немую мольбу:
— Выпустите…
Только Пётр Иванович собрался открыть рот, чтобы ответить на эту мольбу, как вдруг распахнулась дверь, и на пороге палаты нарисовался гипнотизёр Лисичкин.
— Ребята! — выдохнул он, приглаживая всклокоченные волосы.
— А? — все обернулись и уставились на взъерошенного «врача-оккультиста» — даже Карпец.
— Шубин говорит! — чуть ли не крикнул Лисичкин. — У меня получилось убрать барьер!
— Да? Срочно ведите меня к нему! — встрепенулся Серёгин, выталкивая Лисичкина за дверь, подпихивая его к палате Шубина.
Лисичкин перешёл коридор и отворил дверь. Пётр Иванович залетел внутрь, словно ураган торнадо, за ним впрыгнул Сидоров, а уж потом, когда оба урагана пронеслись, заполз ошарашенный Лисичкин.
Шубин лежал на кровати в состоянии гипнотического сна, неподвижный, словно манекен. Лисичкин пролез мимо Серёгина и приблизился к нему, безучастному и безвольному.
— Вот, смотрите, — сказал он и «могильным» голосом жреца вопросил у «подопытного»:
— Как тебя зову-ут?
Серёгин и Сидоров внимательно смотрели на загипнотизированного Шубина, а тот вдруг ожил, подвигал руками и сказал:
— Свиреев Максим Максимович.
Пётр Иванович вытащил из кармана свой мобильный телефон и включил его на режим диктофона. Свиреев — Шубин продолжал отвечать на вопросы гипнотизёра Лисичкина, вещая при этом следующее:
— Мне тридцать семь лет, работаю на комбайне, живу в Верхних Лягушах…
— Вот это мы приплы-ыли… — пробормотал Пётр Иванович, схватившись пальцами за подбородок.
Оказывается, что Шубина по настоящему зовут Максим Свиреев и живёт он «В Верхних Лягушах»!! Именно там, а не в какой не в штольне!
— Вот это — да! — выдохнул Сидоров. — Это же — деревня Зайцева!
Да, да, «Шубин» сказал, что он живёт в … Верхних Лягушах! Выходит, что он и правда — земляк Зайцева!
— Дмитрий Валентинович, — обратился Серёгин к Лисичкину, едва услышал от «Шубина» слова «Верхние Лягуши». — Спросите его, не знает ли он человека по фамилии Зайцев.
— Ладно, — с готовностью согласился Лисичкин.
«Мефистофель» Лисичкин прочно установился напротив сомнамбуличного лица загипнотизированного Шубина и начал пытать его на предмет знакомства с Зайцевым. Но Шубин почему-то не отреагировал — он молчал.
— Чёрт! — рассердился Лисичкин, отвернувшись от безразличного к его вопросам Шубина. — Чего это его снова запёрло-то?!
Сидоров пожал плечами — он не умел гипнотизировать и не знал, чего это Шубина вдруг «запёрло».
— Возможно, на Зайцева у него стоит какой-то другой, более сильный барьер, — предположил Серёгин, глядя на мятущегося в негодовании Лисичкина.
— Вроде бы уже и базарить начал… — бурчал «на своей волне» Лисичкин. Наверное, этот Шубин — Свиреев уже успел довести его до белого каления.
— Простите, — извинился, наконец «Мефистофель Фаустович», плохо скрывая раздражение. — Мне нужно выпить кофе!
— П-пожалуйста, — пробормотал Пётр Иванович, жалея про себя донельзя уставшего «врача-оккультиста». Должно быть, работа гипнотизёра чрезвычайно нервная, раз он такой взвинченный.