— Да разбуди ты его, наконец! — внезапно загремело где-то под облезлым потолком.
— Э, он ещё не всё сказал! — заревело в ответ.
— Ты что, не слышишь, как он вопит??? — опять загремело над головой. — У меня вот такая голова!
— Проснись! — это слово взорвалось бомбой, и Сидоров выскочил из жуткого коридора куда-то в мягкую мглу, а потом — жёстко упал на что-то твёрдое.
— Наконец-то… — «страшный голос» уже не ревел, а испускал облегченный вздох.
Мягкая мгла отползла куда-то вправо, уступив место скромному интерьеру кабинета психиатра Вавёркина. Сидоров сидел на полу, потому что, проснувшись, свалился со стула. Сержант поднял нос вверх и увидел над собой знакомые встревоженные лица.
— Ну и ну… — пробурчало лицо Недобежкина.
— Вы слышали?? — выдохнуло лицо Ежонкова с плоховато скрываемым восторгом. — Сидорова нашего уделал Генрих Артерран! Он попался к нему в лапищи, и Артерран обязательно напичкал его образцом! Если бы ты, Васёк, не влез со своей головой — он бы сам нам про это рассказал!
Лицо же Серёгина, молча, протянуло Сидорову руку и помогло подняться с пола.
— Так, всё, ребята, по домам! — объявил Недобежкин, хватаясь руками за свою «вот такую» голову. — Серёгин, записал бредятину на диктофон?
— Записал, — зевнул Серёгин.
— Это не бредятина! — вставил Ежонков.
Вавёркин собирал с пола свои присоски, потому что Сидоров в виртуальной битве с Генрихом Артерраном так дёргался и махал руками, что поотрывал всё, что было пристроено к его голове, и пошвырял в разные стороны. А Синицын просто храпел над исчёрканным протоколом. Часы на стене показывали полвторого ночи.
— Так, записал — прекрасно! — одобрил Недобежкин и сам схватил с одноразовой тарелки пирожное «Корзиночка». — Все по домам. Утро вечера мудренее, как говорили наши давние предки. Так что, пора спать. Всё, все выходите, я закрываю.
Пётр Иванович пришёл домой во втором часу ночи. Изголодавшийся за целый день Барсик стрелой ринулся навстречу хозяину и едва не свалил его с ног — так усердно он завертелся у Серёгина под ногами, выпрашивая еду. Пётр Иванович был настолько сонный, что падал и засыпал прямо на ходу. Нахальный кот получил от Серёгина невнятный ответ:
— Абррррвалт… — и горку корма, насыпанную мимо миски.
Коту было наплевать на то, куда корм насыпан — главное, что он есть. Барсик остался на кухне лопать, а Пётр Иванович поплёлся в комнату и завалился спать — на диван, не раздеваясь.
Глава 124. Воскрешение Верхнелягушинского черта
Никанор Семёнов получил от некомпетентного в глобальных проблемах начальника Калининского РОВД бесценные материалы по проекту «Густые облака» и в целом был собой доволен. Всё, теперь не осталось никого, кто бы знал о том, где находится секретная лаборатория — только он, Никанор Семёнов. Единственное, чего хотел сейчас Никанор Семёнов — это вывезти прототип и все образцы подальше от цивилизации, чтобы они не попали ни в чьи руки и не превратились в непобедимое смертоносное оружие. Спрятав образцы, Никанор Семёнов спрячется сам и сделает противоядие, которое бы смогло вывести ДНК прототипа из его организма и вернуть ему человеческую сущность. Никанор Семёнов уже порядком устал от этой бесконечной жизни и бесконечной секретной службы — тяжело всё это и бессмысленно, как катить на Эверест Пизанскую башню. Устал Никанор Семёнов, как триста ездовых собак. Пора на покой… Только осталось одно противное «НО». Дурацкий и ненужный свидетель майор Кораблинский. Этот «бесстрашный и героический следак» на поверку оказался трусоват, бестолков и болтлив. Язык без костей, да ещё и эта болезненная честность. Настоящая находка для врага и шпиона. Помощник из него, как из мочалки — парашют. Легче устранить его, чем возиться с ним!
Сейчас Никанор Семёнов сидел в своей машине во дворе дома, в котором жил Кораблинский, и поджидал, когда майор будет возвращаться с работы. Кораблинский ничего и никого не заметит в ночи, он будет озабочен тем, как бы ему поскорее вернуться к жене и ребёнку, съесть свой ужин и усесться на диван перед примитивным отупляющим телевизором. А Никанор Семёнов выстрелит в него только один разочек — точно, в глаз — и всё, растворится в неизвестности, забрав с собой пистолет. Пистолет у Никанора Семёнова был отличный: «Кольт-анаконда» с оптическим прицелом и с глушителем. К тому же — адаптирован для стрельбы любыми патронами — от макаровских и тэтэшных до вальтеровских сороковых годов и «болванок» для охотничьей двустволки. Убийство Кораблинского, так или иначе, повиснет в «глухарях» навечно, как повисли все эти воротилы вроде Рыжего и Короткого. Никанор Семёнов вытащил этот свой супер пистолет из кобуры и снял его с предохранителя. Кораблинский точен, как Биг-Бен — вот-вот, и его машина покажется из-за во-он того поворота, над которым шумит тёмными листами высокий раскидистый клён. Он припаркуется под своим окном возле фонаря, вокруг которого клубится тучка ночной мошкары, выйдет из машины, пойдёт к подъезду и всё…