Кубарева всмотрелось в предложенное лицо, но быстро отвергла его:
— Нет, это не он, тот другой был…
Недобежкин тем временем перебирал фотографии и обнаружил среди них «портрет» убитого Генриха Артеррана и пару фотороботов «Поливаевского мужика»: один в исполнении Поливаева, а второй — в исполнении Ершовой.
— Может быть, этот? — Недобежкин предложил Кубаревой «Мужика» Поливаева.
— А-а! — покачала головой Кубарева. — И этот другой.
— Ну, тогда, может быть, он? — Недобежкин показал Кубаревой «Мужика» Ершовой.
— Ой, этот больше похож, — закивала та. — Что-то есть. Похож, похож, голубчик… А кто это — мазурик?
— Мазурик, — согласился Недобежкин и отметил про себя, что «Мужик» Ершовой похож на Зайцева. — Может быть, вот этот? — милицейский начальник наконец-то «предоставил» Кубаревой Зайцева.
— Он! — поставила точку Кубарева, пригвоздив Зайцева указательным пальцем. — Вот этот приходил!
— Как он представился? — осведомился Недобежкин.
— Никак, — всхлипнула Сабина Леопольдовна. — Сказал, что это совсем неважно, как его зовут, а важно то, что он заплатил. Но потом — расщедрился чего-то и сказал, что я могу называть его Зайцевым.
— Куда вы дели деньги? — вопросил Недобежкин, и Сабина Леопольдовна даже испугалась, потому что вопрос прозвучал достаточно грубо.
— Н-никуда… — заикаясь, промямлила она, сминая в кулаке подол своей кофты. — В кулёчек завернула и засунула за печку…
— Ясно… — буркнул Недобежкин.
Милицейский начальник решил, что нужно съездить к Сабине Леопольдовне домой, взять эти деньги и проверить, не фальшивые ли они случайно. А после этого — хочет Кубарева, или не хочет — подшить нечистые финансы в дело Зайцева, которое обещает быть многотомным.
— Сидоров, притащи-ка сюда Зайцева, — сказал милицейский начальник. — Устроим опознание.
— Есть, — Сидоров отправился в соседнюю камеру за Зайцевым.
Зайцев за это время даже не сдвинулся с места. Он сидел и глазел в потолок, словно бы там было написано, как ему убежать из изолятора. Ну, уж нет, «герр Зайцев», никуда вы уже отсюда не денетесь… Если, конечно, не превратитесь в тень…
— Ну, мне уже можно возвращаться домой? — неожиданно вопросил у Сидорова Зайцев и посмотрел на сержанта с такой великой надеждой, будто был уверен в том, что его отпустят.
— Какое «домой»? — фыркнул Сидоров. — Вы уже столько дров наворотили, что вам дадут, наверное, раза в два больше, чем Кашалоту.
Зайцев опешил, вытаращил глазки и промямлил:
— Какой кашалот? Че-чего дадут?
— Срок, — буркнул Сидоров. — Поднимайтесь, Зайцев! Нечего было притворяться следователем прокуратуры!
Вместо того, чтобы подняться, Зайцев едва не рухнул на пол. Какой ещё следователь прокуратуры, когда он — участковый?? Он никогда в жизни никем не притворялся, он всего лишь пытался выловить жуликов из Гопниковского особняка…
— Ы-ы-ы-ы… — простонал Зайцев.
Сидоров видел, что Зайцев ведёт себя очень странно. Да, под гипнозом Ежонкова он очень красочно описывал своё главенство в «чёртовой банде», но потом вдруг запнулся на полуслове и начал невменяемо вопить: «Помогите». Недобежкину надоело слушать вопли, и он заставил Ежонкова прервать сеанс…
— Зайцев? — негромко позвал Сидоров, на что Зайцев обалдело выдохнул:
— В-вы меня с кем-то перепутали…
«А вдруг он остаётся под гипнозом?» — подумал Сидоров, вспомнив, как сам, погружённый в транс, пытался драться с виртуальным Генрихом Артерраном, и тоже орал: «Помогите». С Зайцевым что-то не так, кажется, Ежонков не до конца снял с него «звериную порчу»… слишком уж забацанно он выглядит.
— Зайцев, — повторил Сидоров, застопорившись на пороге камеры. — Какой сейчас год?
— Седьмой, а что? — пробормотал Зайцев.
— Не седьмой, а десятый! — почти что, выкрикнул Сидоров, схватил Зайцева за рукав и насильно поволок в камеру Кубаревой.
Зайцев что-то бормотал и упирался, к тому же, у него был очень ветхий рукав. От натяжения рукав треснул и оторвался. Зайцев не удержал равновесие и упал на пол. Сидоров вернулся за ним, ухватил под мышки, помог подняться и приволок-таки по месту назначения.
— Василий Николаевич! Пётр Иванович! — закричал Сидоров с порога и втолкнул перед собой Зайцева.
— Сидоров, ты что, укушен мухой цеце? — осведомился Смирнянский, который сидел на нарах Кубаревой и нагло грыз семечки.
Недобежкин и Серёгин уставились на Сидорова, а Сидоров снова крикнул:
— Зайцев не знает, что сейчас — десятый год, он говорит, что седьмой! Он до сих пор под гипнозом!