Серёгин отодвинулся от Переглухова, потому что не хотел выпачкаться в его раствор.
— Прошу вас… — повторил Переглухов, кроме руки уделав раствором весь перёд своей майки и всю панамку. — Не давайте делу ход… Умоляю! — его чистая левая рука полезла в карман джинсиков под майкой и явила на свет толстый белый конверт.
Пётр Иванович сразу догадался, что Переглухов пытается всучить взятку, лишь бы информация о якобы наркомании Зайцева никуда не просочилась. Вообще, надо бы копнуть Переглухова на предмет его доходов и налогов. Но, во-первых, сейчас не до этого, потому что надо ещё успеть к Семиручке, а во-вторых, пускай этим занимается налоговая полиция, это их стезя, а не Серёгина. Пётр Иванович отклонил конверт, пообещал никому ничего про Зайцева не говорить и поспешил распрощаться с Переглуховым. Он быстро сообразил, что этот куркуль в «чёртовую банду» пока не попал, мало что знает про «похождения Зайцева», и вообще, только время потеряли на общение с ним.
— Ух, хоть бы чайку предложил! — ворчал Ежонков, уходя от Переглухова. — Надо было связать его и насильно вспушить! Не нравится он мне! Зачем ушли, Серёгин?
— К Семиручке съездим, а потом — можешь пушить! — ответил Пётр Иванович, изнемогая от жары за рулём служебной «Деу».
Случилось так, что Пётр Иванович не узнал деревню Верхние Лягуши, которая успела даже опостылеть ему. Сначала он даже подумал, что заблудился, проехал нужный поворот, или повернул не там… Хотя как это — не там, когда вот он, мост через озеро Лазурное — новый, покрытый свеженьким асфальтом, как и бывшая пыльная грунтовка, которую теперь превратили в автобан. Вдоль автобана в два ряда возвышаются фонарные столбы… А вот и въездной знак — так же новый. «К. лхо… Кр. сная Зве…» и корявую табличку кто-то куда-то убрал. Вместо всего этого возвели высокую стелу с надписью внушительными каменными буквами: «Деревня Верхние Лягуши».
— Эй, да тут капремонт! — удивился Сидоров, высовываясь из окна и во все глаза разглядывая преобразившуюся деревушку.
Ежонков жевал свои припасы и тоже разглядывал окрестности. Но, вместо удивления, он был переполнен подозрительным скепсисом.
— Уж не фашистские ли это агенты заметают следы? — подозрительным полушёпотом цедил он себе под нос. — Как к Семиручке приедем — клешнями в него вцеплюсь…
А потом — Пётр Иванович внезапно и резко затормозил так, что Сидоров едва не набил шишку о приборный щиток, а Ежонков — выронил пирожок под кресло.
— Что ты делаешь?? — изумился гипнотизёр. — Пообедать не дал!!
Сидоров подумал, что впереди препятствие, но, глянув в лобовое стекло, ничего такого не увидел.
— Смотрите! — прошептал в это время Серёгин и показал пальцем куда-то в сторону.
Ежонков и Сидоров проследили, куда направился указующий перст Серёгина и увидели, что на месте серых руин старого ОПОПа высится свежее строение с яркой табличкой: «ОПОП». К зданию ведёт аккуратная мощёная дорожка… вот чудеса! Где же вся эта первобытная дикость, что царила в этих местах со времён царя Гороха??
Серёгин решил зайти в новый ОПОП и увидеть участкового. Сидорову тоже было интересно его увидеть, артачился один только Ежонков, которому было невтерпёж погрузить председателя сельсовета в гипноз и считать его память.
Верхнелягушинский ОПОП был построен по современному проекту, и оказался куда просторнее, нежели «логово» Подклюймухи или Мирного. Кроме того, тут не было никакой готической мглы как в сельсовете, никакого текущего потолка и никакой паутины — всё чисто, светло, уютно…
А вот и кабинет участкового… «Объегоркин В.В.» — прочитал Пётр Иванович на табличке и встал перед дверью, словно его ноги вкопали в пол. Неужели участковым был белобрысый «чертёнок», которого они поймали, и которого унёс из изолятора оголтелый Ярослав Семёнов??
— Что, участковый из «банды»? — осведомился позади Серёгина Ежонков, заглядывая в табличку на двери через его плечо. — Я так и знал, что Соболев с ними завязан! Он же специально его сюда подсадил!
Сидорову вообще было как-то не по себе в этом новом ОПОПе. Несмотря на то, что коридор просторный и светлый, с большими окнами и кондиционером — сержанту всё равно мерещились в углах некие зловещие тени. Он даже слегка побаивался этого Объегоркина, который целых три года томился в услужении у «чертей» и, может быть, уже лишился облика человека, превратился в чудовище сродни Генриху Артеррану. Да и вообще, впечатление такое, что чёрт из Верхних Лягуш никуда не исчез, а только спрятался на время от милиции. Да, кстати, каким могильным холодком веет от этого кондиционера…