— Вот видишь. Надо понимать, он же литератор, поэт. Богема — его стихия. Не сомневаюсь, в будущем он — первая величина в нашей литературе. Он как никто другой прославит Колумбию, — высказал свое мнение Саламея.
— Сам я в этом не уверен, но Эдуардо виднее. Он у нас известный дегустатор молодых талантов. — Главный нажал на кнопку вызова секретаря.
— Я вас понял. Черт его знает, что итальянцы засовывают в свой аппарат, — как ни сделай кофе-«эспрессо», всегда получается вкусно.
В Боготе Гарсия Маркес восстановил прежние знакомства и завел новых друзей. На встречах и вечеринках, где появлялась гитара, он исполнял вальенаты и всегда был душой компании. Самыми близкими его друзьями стали Мутис, его жена Нанси и каталонец Луис Висенс, один из основателей Киноклуба Колумбии. Все четверо «болели» литературой, и их беседы часто затягивались до зари.
Однако Мутис упорно делал свое дело. Прежде всего он научил Габо завязывать и носить галстуки, затем ввел его в престижные круги деятелей искусства и литературы, заставил еще раз внимательно перечитать Стендаля, Диккенса, Шиллера и Конрада. Основой дружбы Мутиса и Гарсия Маркеса была всепоглощающая страсть к литературе, а взаимная личная привязанность опиралась на схожесть характеров и взглядов — «две горошины из одного стручка», говорили про них.
Они вышли из Оперного театра, и Гарсия Маркес, вопреки обыкновению, молчал. Он был сосредоточен, напряжен. Внезапно он поцеловал в щеку Нанси и крепко обнял друга
— Карахо, это было колоссально! Я впервые слушал симфоническую музыку. Бетховен — гений! Он вывернул мне душу, — Габриель запустил в волосы обе пятерни.
— Третья симфония — «Героическая», как и Пятая и Девятая, проникнута мужеством, отвагой и демократизмом. Его творчество отражает идеи Великой французской революции. Он действительно гений! — Альваро сделал ударение на последнем слове.
— Высокая идейность Бетховена основана, прежде всего, на сознании общественного долга, — добавила Нанси.
— А Шостакович! — Габриель остановился. — Это же совершенно другое, это более современно, но какая силища!
— Должен тебе сказать, Габо, это твой композитор.
— Почему, Альваро?
— То, что ты слышал, — это о войне русских с фашизмом. Другие его вещи будут тебе еще ближе. Шостакович — новатор! Его музыка — это мучительные, порой трагические переживания человека. Она о несправедливости и одиночестве. Поэтому музыку Шостаковича с таким трудом принимают в коммунистическом СССР.
— Тогда почему его разрешает исполнять наша военная диктатура?
— Потому что ничего в нем не понимает! — ответил Альваро.
— Когда будет следующий концерт симфонической музыки, пойдем? — Габриель говорил умоляюще. — Богота теперь, карахо, совсем другой город. Приезжие иностранцы стряхивают с него колониальный нафталин.
— Обязательно пойдем, Габо, — с радостью сказала Нанси. — Меньше будешь торчать в своих любимых «Астуриас» и «Аутоматико». Все, что ты мог оттуда взять, ты уже взял.
— Да я теперь хожу в кафе послушать, что говорят, и только. И по этой же причине не пропускаю ни один новый фильм. Это все для работы в газете.
— Меня, Нанси, искренне радует, что в друзьях у Габо теперь ходят Саламея и старик Сальгар. Это знающие люди.
— Мы теперь часто с ними по выходным выезжаем в провинцию. Выпить пива, понаблюдать тамошнюю жизнь, поговорить. Они оба первоклассные собеседники. И меня уважают. Говорят, военная диктатура генерала Рохаса Пинильи — видимость. В действительности страной управляют олигархи.
— А их ненависть к народу выражается насилием диктатуры и жестокостью диктатора, — пояснил Мутис.
На следующий день, прежде чем отправиться в редакцию «Эспектадор», Гарсия Маркес отвез передачу в тюрьму «Модело» своему перуанскому другу Хулио Сесару Вильегосу. На обратном пути Габриель — это было 9 июня 1954 года — стал свидетелем того, как на авеню Хименес де Кесада по приказу диктатора Рохаса Пинильи была расстреляна мирная демонстрация студентов. Кровавая бойня произвела на Гарсия Маркеса столь сильное впечатление, что он окончательно решил примкнуть к левым силам. Сближение Гарсия Маркеса с левыми, под влиянием антиимпериалистического настроя его деда, началось еще в колледже в Сипакире, где кое-кто из преподавателей были членами компартии Колумбии. Его левые взгляды окончательно сформировались в Картахене и Барранкилье. Еще работая в «Эральдо», Гарсия Маркес помогал компартии денежными взносами. То же самое он делал, хотя об этом знали немногие, работал в «Эспектадор», где действовала тайная ячейка КПК, в то время находившейся в подполье.