— В Женеве есть твои братья-латиноамериканцы…
— О! Каждый из них занят своим делом. Не будут же они свой материал отдавать мне.
— Да поможет тебе Бог!
— У меня из головы не идет, что думают обо мне друзья в Колумбии.
По этому поводу Дассо Сальдивар пишет следующее: «Тогда, с легкостью скользя по поверхности событий, он только сыпал шутками в стиле mamar gallo, посылал веселые приветы своей невесте, коллегам из „Эспектадор“ и несравненным друзьям из Барранкильи, пытаясь таким образом доказать им всем, что старая Европа абсолютно его не ослепила» (28, 328).
В газете все это быстро поняли и перевели спецкора в Рим, обязав его как можно скорее выучить итальянский язык, а затем, уже в Париже, и французский. Пока же его первым заданием в Италии было освещение работы Шестой Биеннале кинематографического искусства, которая проходила в Венеции. Вскоре в газету стали вновь поступать репортажи Гарсия Маркеса, достойные мастера «лучшей в мире профессии». Например, обширный материал «Скандал века» об убийстве в Риме красавицы Вильмы Монтеси, который напомнил читателям «Эспектадор» историю потерпевшего кораблекрушение.
В Италии Гарсия Маркес очень быстро понял, что «заболел другой корью» — кинематографической, которая у него протекала намного острее, чем литературная и журналистская.
Писательский интерес Гарсия Маркеса к Ватикану, к истокам его силы и величия, привел к тому, что он познакомился с Папой Римским Пием XII (в миру Эудженио Пачелли), а затем и сдружился с ним. В течение пяти месяцев он отправил в Боготу пять подробных материалов об этом человеке.
И еще раз судьба улыбнулась Гарсия Маркесу. В маленьком тихом отеле, в районе виллы Боргезе, где ему порекомендовал поселиться консул Колумбии, писатель познакомился с Рафаэлем Рибера Сильвой, колумбийским тенором, который вот уже шесть лет обучался пению у итальянских мастеров. Рафаэль стал другом и гидом-переводчиком спецкора газеты «Эспектадор».
— Габо, я внимательно прочитал ваш материал «Скандал века», — произнес Рафаэль во время ужина за порцией спагетти с сыром «пармезан». — Вы знаете, это рассказ настоящего писателя. Должен сказать, я получил куда большее удовольствие, чем от чтения «Палой листвы».
— Почему?
— Там ваша проза несколько заумна.
— А здесь?
— Здесь все ясно. Вы рассказали об убийстве так, будто сами были участником событий. Убийцы выписаны необыкновенно ярко и убедительно, а бедняжка Вильма — просто царственная жертва! Описание суда чертовски увлекательно. А стиль — ясный, крепкий. Вы, Габо, обязательно должны писать книги! Именно так, как этот материал.
— Хороший совет, Рафаэль. Я так и поступлю, но мне сейчас не до книг. Вот если б вы мне посоветовали, как познакомиться с Витторио де Сика или хотя бы с Чезаре Сабатини, я бы поставил вам дюжину бутылок «кьянти».
— Что же вы не воспользовались случаем, когда были в Венеции?
— Может, и воспользовался бы, если б я был «Мисс Колумбия». Они оба были вне пределов досягаемости. В нашей стране надо создавать свой кинематограф, вы же знаете, там есть что снимать. Только никто в Венеции на это не клюнул.
— Но вы же написали в свою газету, что один крупный французский режиссер собирается поработать в Колумбии.
— Я же журналист.
— А вот о своей поездке на кинофестиваль в Варшаву промолчали.
— Не успели мы стать друзьями, Рафаэль, а вы уже хотите, чтобы меня выгнали из газеты. Я им даже не сообщал о том, что я вообще был в Варшаве. У нас же военная диктатура. Горилла у власти! Да и посол США следит. Непременно был бы скандал! А вы отличный парень и хорошо поете, особенно «до» по утрам, когда распеваетесь.
— Ну а как все-таки жизнь за Железным Занавесом?
— Поскольку мы не на пресс-конференции, скажу вам как другу. Любая религия, основанная на догме и опирающаяся на закоренелую бюрократию, — губительна. Удовольствия от я поездки не получил. В польском кино есть талантливые люди, но они живут и действуют если не по прямой указке, то непременно в угоду ЦК компартии. И Москве. Что скажут там…
— А вы напрасно так мало едите. Костюмы на вас висят как на вешалке.
В конце октября, по протекции недавнего друга и покровителя, аргентинского кинодеятеля Фернандо Бирри, Гарсия Маркес был зачислен на режиссерский курс Экспериментального центра кинематографии Италии. Бирри, человек левых взглядов, уже пять лет учился и работал в Риме. У Гарсия Маркеса было к нему рекомендательное письмо от Альберто Саламеа, сына известного колумбийского поэта и писателя Хорхе Саламеа и племянника Улисса. В письме к Фернандо Бирри он просил «оказать всяческое содействие молодому журналисту и писателю, страстно влюбленному в кино».