— Я сделаю все, что смогу, сударь, успокойтесь.
— И еще, если король будет колебаться, обратитесь к королеве: это святая женщина, она, должно быть, против смертной казни! Обратитесь к герцогу Орлеанскому: все говорят, что у него доброе сердце. Как меня уверяли, он говорил однажды, что если бы он вступил на трон, то не было бы ни одной казни при его правлении. Не обратиться ли вам к нему, а не к королю?
— Успокойтесь, я сделаю все, что необходимо.
— Но у вас хотя бы есть надежда?
— Милосердие короля велико, я надеюсь на это.
— Да услышит вас Бог! — воскликнул он, прижимая руки к груди. — О Боже, Боже, смягчите сердце того, кто одним словом может меня убить или помиловать.
— Прощайте, сударь.
— Прощайте? Что вы говорите? Разве вы не вернетесь?
— Я возвращусь, если добьюсь успеха.
— О, и в том и в другом случае я должен вас увидеть! Боже мой, что станет со мной, если я вас не увижу? Я буду ждать вас до самого порога , но какое же мучение в сомнении! Возвращайтесь, умоляю вас, возвращайтесь.
— Я вернусь.
— Ну хорошо! — воскликнул осужденный, и, казалось, с той минуты как он получил от меня это обещание, силы оставили его. — Хорошо, я вас жду!
И он снова тяжело упал на стул.
Я подошел к двери.
— Да, — воскликнул он, — пришлите ко мне моего отца, я не хочу оставаться один: одиночество — это начало смерти!
— Я сделаю то, что вы желаете.
— Подождите, в котором часу вы рассчитываете вернуться?
— Но я не знаю… При всем том думаю, около часа ночи…
— Послушайте, часы бьют половину десятого; невероятно, как быстро бежит время, особенно в последние два дня! Итак, через три часа, не так ли?
— Да.
— Идите, идите, мне хочется одновременно, чтобы вы остались и чтобы вы ушли. До свидания, доктор, до свидания. Пришлите моего отца, прошу вас.
Просьба была излишней: бедный старик, как только увидел меня в дверях, поднялся.
Тюремщик, выпустивший меня, ввел его, и дверь за ним закрылась.
С тяжестью на сердце я поднялся по лестнице. Никогда мне не приходилось видеть такое отвратительное зрелище; для нас, врачей, смерть привычна, она предстает перед нами во всех ее обличьях, но никогда я не видел, чтобы жизнь боролась со смертью так трусливо.
Я вышел, предупредив начальника тюрьмы, что, вероятно, вернусь ночью.
У двери меня ждал мой кабриолет, я вернулся к себе и, найдя своих друзей, весело играющих в буйот, вспомнил о словах этого несчастного: «Они разговаривают, смеются… и не думают о том, что один из подобных им мучается в тюрьме…»
Я был так бледен, что, увидев меня, мои друзья закричали от удивления и хором спросили, не случилось ли со мной несчастья.
Я рассказал им, что произошло, и в конце моего рассказа они были почти так же бледны, как и я.
Потом я зашел в туалетную комнату и переоделся.
Когда я оттуда вышел, никто уже не играл.
Мои друзья стояли и разговаривали: между ними завязалась горячая дискуссия о смертной казни.
XVIII
БДЕНИЕ КОРОЛЯ
Часы пробили половину одиннадцатого. Я хотел проститься с друзьями, но все они ответили, что с моего разрешения останутся у меня в ожидании исхода моего визита к его величеству.
Я приехал в Тюильри. У королевы собрался ее круг.
Королева, принцессы и придворные дамы сидели за круглым столом и, как обычно, были заняты вышиваньем, предназначенным для благотворительных дел.
Мне сказали, что король уже удалился в свой кабинет и работает.
Мне случалось раз двадцать заходить к его величеству в его святилище. Поэтому не было надобности провожать меня туда — я знал дорогу.
В смежной комнате работал его личный секретарь по имени Л. Это был один из моих друзей, а кроме того, он относился к тем людям, на чье благородство всегда можно было рассчитывать.
Я ему рассказал, что меня привело, и попросил предупредить его величество, что я здесь и прошу оказать милость принять меня.
Л. открыл дверь, и минуту спустя я услышал голос короля:
— Фабьен, доктор Фабьен? Пусть же входит.
Я воспользовался этим разрешением, даже не дождавшись возвращения представившего меня секретаря. Король заметил мою поспешность.
— Ах, доктор, — сказал он, — можно подумать, что вы подслушиваете под дверью, входите же, входите.
Я был очень взволнован.
Никогда прежде я не видел короля при подобных обстоятельствах: от одного его слова зависела жизнь человека.