Пафос Вельсапара в том и состоит, чтобы разными способами показать, что авторитарная демократия, которую взялись строить в пустынной стране, — подделка, эрзац, имитация подлинной демократии. Демократия предстаёт в романе «Кобра» как заветный политический идеал, выстраданный всем ходом человеческой истории. (Любопытно, что даже идеолог Тал Таган фактически разделяет эту позицию: «Задача стоит очень трудная: не подвергая опасности свою жизнь, смачно плюнуть в лицо опыту многовекового развития человечества…» (стр. 65). Демократия у Вельсапара, сменяя в этой роли коммунизм, выступает как некое светлое будущее человечества. Рано или поздно она неизбежно победит на земле. Нехотя, это вынуждены признать в романе даже самые ярые противники демократии. Тот же Тал Таган, например: «.. наша задача, опираясь на великое Учение господина товарища Президента, как можно дальше отодвинуть день наступления глобальных демократических перемен, смертельных для евразийского типа государства» (стр. 65).
2
А между тем человечество нахлебалось демократии ещё в античные времена. И характеризуя демократию как один из «наихудших» видов политического устройства,
Аристотель при этом тоже опирался на многовековой опыт существования полисной системы: «В «Законах» (Платона — А. А.) […] говорится, что наилучшее государственное устройство должно заключаться в соединении демократии и тирании; но эти последние едва ли кто-либо станет вообще считать видами государственного устройства, а если считать их таковыми, то уж наихудшими из всех».
И не надо обманывать себя тем, что Аристотель в то время чего-то не знал или недопонимал. Каждый город в античности был государством, и вместе они дали такое многообразие оттенков политического устройства, что Аристотелю, несомненно, было, что и с чем сравнивать. Да и в наидемокра-тичнейших Афинах, в которых жил Аристотель, примеров того, что такое демократия в действии, было предостаточно.
Наверняка каждый школьник сегодня знает имя Фемистокла, благодаря прозорливости которого в преддверии персидского нашествия афиняне начали строить корабли, что, в конечном итоге, и обеспечило им победу. Но мало кто знает, что после победы над персами авторитет Фемистокла возрос настолько, что. он был изгнан из города.
В это трудно поверить, но великий Мильтиад, выигравший сражение при Марафоне и тем самым спасший не только Афины, но и всю Грецию, с трудом избежал смертной казни и был приговорён Афинским народным собранием к непомерному денежному штрафу, который Мильтиад так и не смог выплатить до конца своих дней, вследствие чего и умер в позоре и нищете.
Сократ, в своей жизни трижды с оружием в руках защищавший Афины, был приговорён к смертной казни «за развращение афинской молодёжи». А обвинял его некто Анит, богатый владелец кожевенных мастерских, который был денежным мешком и, следовательно, с точки зрения демократии, разумеется, лучше знал, что такое нравственность.
Даже самый выдающийся афинский демократ — Перикл, чья речь в защиту демократии, произнесённая им на могиле павших воинов (и сохранённая для нас Фукидидом), считается классической, не избежал участи Фемистокла, с той только разницей, что афиняне вовремя раскаялись, просили прощения и всё-таки уговорили Перикла не покидать город. А дело в том, что наилучшее устройство государства определяется не формой управления, а его содержанием. «Для себя» работает власть или «для всех»? Если управляет один человек, то, с точки зрения Аристотеля, это будет «монархия» или «тирания», если немногие — «аристократия» или «олигархия», если большинство — «полития» или «демократия».
Демократия — это просто правящее своекорыстие, которое, по Аристотелю, «общей пользы в виду не имеет» и нисколько не печётся о тех выдающихся людях, которые его обеспечивают. Во многом именно по этой причине противостояние союза государств во главе с демократическими Афинами и союза государств во главе с тоталитарной Спартой закончилось в древности поражением Афин.
3
По мнению Вельсапара, демократия приходит на смену «коммунистическому тупику». Однако даже самый тоталитарный режим — это тоже лишь форма управления. Важным и здесь остаётся вопрос: «для себя» работает эта форма или «для всех»? Ведь тот же осмеянный в романе «социализм», между прочим, определялся Лениным как «государственная монополия, обращённая на пользу всему народу». Была ли она в советское время, действительно, «обращена» на эту пользу — вопрос особый.