– Анонимные произведения?
– Да.
– И что я должен знать?
– Медуза, – сказал Эфкен, как будто передавал мне слово. Он внимательно осматривал дом, словно хотел запомнить каждую деталь, и нервно ожидал, когда я заговорю.
– Я знаю всех авторов безымянных работ, людей, которые их создали, – произнесла я. Мустафа-баба вскинул белые брови и медленно повернулся ко мне, не вставая с кресла. Он положил руку на живот и сцепил морщинистые пальцы между собой, а по его лицу растеклось, как чернила, изумление. – И это еще не все, – спокойно продолжила я. – А у тех работ, которые в моем мире считаются анонимными, здесь есть автор.
В глазах старика загорелись разные эмоции, хотя в прошлую нашу встречу я ничего такого не заметила. Он был не просто удивлен, он выглядел так, будто увидел несуществующий минеральный камень.
– Ты уверена? – спросил он с растерянным выражением лица. Впервые за время нашего знакомства его голос дрогнул. Даже Эфкен насторожился от такой реакции старика, чего уж говорить про меня. Ибрагим находился здесь уже больше трех лет, неужели он никогда не поднимал эту тему?
Мустафа-баба смотрел на меня так, словно я была чистилищем посреди рая и ада. Моя правая рука тянулась к раю, левая – к аду, а я была мостом между ними.
– Дитя мое, – наконец сказал он, – это невозможно.
– Но это так, – настаивала я. – Клянусь, все так и есть.
– Но… – Мустафа-баба долго смотрел на меня, будто ничего не понимал, а потом дрожащим голосом произнес: – Этого не может быть.
– Разве? – с любопытством спросила я.
– Тогда мы были бы частью вашей Вселенной, – изумленно сказал он.
Что в этом странного? Разве я сейчас не пребывала в одной из частей Вселенной? Разве я не попала в другое измерение и не потеряла дорогу назад? Я продолжала смотреть на него, но мне казалось, что в его словах, которые он собирается произнести, заключена правда, и эта правда окажется болезненной для меня. Внезапно мне захотелось сбежать отсюда.
– Мы уже являемся частью Вселенной, – сказал Эфкен, словно читая мои мысли. На его прекрасном лице застыло вопросительное выражение.
– Так и есть, – подтвердил Мустафа-баба, но его глаза, казалось, утверждали обратное.
Эфкен долго изучал его старческое лицо.
– Неужели ты ничего не знаешь об этом?
– Нет, – ответил он совершенно искренне. На самом деле это удивило его больше, чем нас двоих.
Я словно угодила в болото, болотная тина засасывала меня с огромной скоростью, а я не могла даже поднять руку и попытаться выбраться из нее. Внезапно я ощутила сильную усталость. Все это было изнурительно и для моего разума, и для тела. Казалось, я бежала босиком по бескрайней пустыне, по раскаленным пескам, а палящее солнце кружило у меня над головой, словно стервятник, символизирующий смерть.
Эфкен направился к выходу, даже не попрощавшись с Мустафой-баба. Я же осталась стоять перед горящим камином, прислушиваясь к удаляющимся шагам Эфкена и удивляясь тому, почему мое сердце замедлилось.
– Махинев, – сказал Мустафа-баба убаюкивающим голосом, напоминавшим колыбельную из моего прошлого. Я повернулась к Мустафе-баба, но он смотрел не на меня, а на беснующийся в камине огонь. – Ты бежишь со всех ног, чтобы найти выход, но у равнины, по которой ты несешься, нет конца. – Я нахмурилась. Он глубоко вздохнул. – Почему бы тебе сначала не разгадать загадку, а уже потом искать выход?
– Загадку?
– Голоса, что ты слышишь, – сказал он, и я затряслась от страха. – Ты слышишь их не просто так, дочка. Тебя не несчастье сюда привело, а твоя судьба.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я. В темноте моего сознания мягко извивалось черное блестящее тело змеи, которая подбиралась к моим мыслям. И как только яд ее проникнет внутрь, логика перестанет работать, а любая истина обратится в прах так же, как превращался в камень тот, кто взглянул в глаза горгоны Медузы.
– Ты должна остаться здесь еще на некоторое время, Махинев, – сказал Мустафа-баба, и я увидела грусть в его глазах. – Ради себя. Ради меня. – Он медленно посмотрел в мою сторону. – Ради Эфкена.
– Если ты что-то знаешь, пожалуйста, скажи мне.
Я услышала, как Эфкен зовет меня с заснеженной поляны перед домом, но этого было недостаточно, чтобы я оторвала взгляд от Мустафы-баба.
– Я бы с радостью рассказал тебе, – спокойно сказал он. – Но ты должна сама завершить пробуждение. Ты все поймешь. Просто не торопись.
– Я что, из народа Мар? – спросила я, нахмурившись.
Мустафа-баба выглядел озадаченным. Он лихорадочно осмотрелся.
– Ответы на все эти вопросы находятся внутри тебя, – уклончиво ответил он. Он все еще выглядел удивленным и постоянно смотрел то по сторонам, то на меня. – Пожалуйста, не говори об этом Эфкену до пробуждения, – настаивал он.