Я не знала, какой макияж мне следует нанести, какую прическу сделать, но меня, честно говоря, это мало волновало. Я снова и снова прокручивала в голове разговор с Кристал. Наконец, отбросив лишние мысли, я выровняла тон кожи при помощи тонального крема, подкрасила ресницы удлиняющей тушью, немного подчеркнула скулы румянами и накрасила губы красной матовой помадой. Пока я делала макияж, в комнату несколько раз заходила Ярен, и в последний раз она принесла мне плойку и утюжок для волос.
С прической я еще не определилась, но решила все-таки выпрямить длинные темные волосы. На самом деле они были почти прямыми, лишь завивались на концах, поэтому я не знала, какой у меня тип волос. Иногда они были волнистыми, иногда прямыми как солома. Пока нагревался утюжок, я осмотрела макияж: он не был слишком ярким и подчеркивал только губы и глаза. Возможно, если бы не маска, я бы сделала более эффектный макияж, но мне не хотелось, чтобы выделялось что-то еще, кроме цвета глаз и маски.
Когда я наконец выпрямила волосы и влезла в платье, у меня снова возникла проблема с молнией. Какими бы длинными ни были мои руки, я не могла дотянуться и застегнуть ее до конца. Приходилось прикладывать много усилий, а мне не хотелось вспотеть и испортить макияж, пусть в доме и было достаточно прохладно. Поэтому я решила потом попросить Ярен застегнуть молнию. Ночь уже вступала в свои права. Я даже не заметила, как быстро пролетело время. Не отрывая глаз от зеркала, я надела на лицо вызывающую золотистую маску Медузы с вычурными змеями и аккуратно завязывала ее на затылке.
Сквозь отверстия поблескивали кроваво-карие глаза, похожие на капли крови.
Готовые к нападению змеи в моих волосах были, пожалуй, второй самой примечательной деталью моего наряда после самого платья. Возможно, маска затмевала даже платье.
Дверь в комнату открылась, и я посмотрела на другое отражение в зеркале. В черных отглаженных брюках, черной рубашке и черном пиджаке он выглядел так чертовски привлекательно, хоть и не был похож на самого себя. Но я бы все равно узнала его из тысячи. Он наблюдал за мной синими глазами; один ярко сверкал сквозь полумаску, а другой был обнажен, как моя душа. Он держал квадратную коробку, которая выглядела совсем крохотной в его огромных руках.
Черные, как сажа, волосы были аккуратно уложены, а лицо – чисто выбрито, отчего скулы казались еще более острыми и точеными. Его крепкое тело, казалось, заполнило все пространство, когда он направился ко мне. Эфкен остановился у меня за спиной, обжигая мои легкие ароматом корицы, а потом наклонился и поставил коробку на пол. Я ощутила его горячее дыхание на ногах, прикрытых платьем, а когда он начал вставать, – на бедрах, пояснице и, наконец, плечах. Его теплые пальцы коснулись моей холодной кожи, и я почувствовала приближение бури. Он застегнул молнию платья до конца, но не убрал рук – погладил открытые участки спины, разжигая внутри меня огонь, провел по волосам, по тонкой шее и обхватил ладонью затылок.
От его прикосновений по моему телу прошелся электрический ток, и я тяжело сглотнула. Он нежно массировал мой затылок, словно пытался расслабить меня, а мое сердце билось в груди так, что тонкая ткань платья трепетала.
– Платье должно было затмить твое великолепие, отодвинуть тебя на второй план, Медуза, – произнес он звенящим голосом. Я прикрыла глаза, но продолжала из-под ресниц наблюдать, как он нежно гладит меня по шее, заставляя мурлыкать словно кошку. – Я не ожидал, что в белом ты засияешь еще ярче.
Я задрожала, почувствовав его обжигающее дыхание на коже. Почему он так влиял на меня? Я в предвкушении открыла глаза, когда он откинул мои тщательно уложенные волосы и медленно наклонился, приникая нежным поцелуем к моей шее.
Не успела я отойти от поцелуя, как его волшебные пальцы скользнули к моему животу. Он обвился вокруг меня словно змея, а я даже не смогла ничего сказать. Он провел руками по моей груди к шее и подхватил мой кулон из лунного камня. Мы оба смотрели на отражение в зеркале. Лунный камень мерцал в полумраке, испуская красные и голубоватые искры света. Какое-то время мы стояли, прижимаясь к друг другу, и молча любовались его сиянием.
– Не смей улыбаться, Махи, – прошептал Эфкен, и воспоминания прошлого больно кольнули меня, заставляя истекать кровью.
Махи. Так меня называла только бабушка.
– Махи? – наконец переспросила я слабым голосом.
– Разве ты не хотела, чтобы я называл тебя по имени? Это самое близкое к нему.