Эфкен в панике потянулся к заднему сиденью.
– Не плачь, – в отчаянии сказал он. – Всего несколько погибших.
– У тебя поэтому руки в крови? – спросила я, но Эфкен промолчал. Может, в кого-то стреляли? Может, кто-то сгорел заживо? Было бы странно, если бы никто не погиб в таком хаосе. Я расплакалась еще сильнее. Чувство вины было подобно глубокому колодцу, на дне которого мне предстояло провести долгие, долгие годы.
Эфкен вышел из джипа, грубо ругаясь, обошел машину спереди и открыл дверь с моей стороны. На улице было холодно. Снег падал крупными хлопьями, как будто Бог в гневе разорвал облака, словно бумагу, на мелкие кусочки. Когда Эфкен притянул меня к себе, испачкав мое белое платье кровью, я зарыдала еще сильнее. Я крепко обхватила его за шею, словно хотела вырваться из этого отчаяния. Его объятья снова подарили мне чувство защищенности. Он взял меня на руки и понес домой сквозь тяжелый снег, засыпавший землю.
– Не плачь, – наконец сказал он, поднимаясь по ступенькам крыльца. – Все в порядке. Всего пара раненых и несколько…
– Трупов? – спросила я дрогнувшим голосом.
Эфкен ничего не сказал.
Это была моя вина. Человек, с которым я была связана узами Непреложной печати, уже нашелся. Точнее, Кристал его нашла. А на балу об этом даже не заговорили.
Как ни крути, это была моя вина.
Я могла бы рассказать обо всем Эфкену, рассказать, что Кристал нашла этого человека, но почему-то не делала этого. Может быть, я испугалась. Я молчала не потому, что Кристал этого хотела, а потому что Эфкен собирался меня отпустить. А я не хотела оставлять его.
Я не могла оставаться здесь и быть рядом с Эфкеном.
И то и другое было невозможно.
– Это все из-за меня, – прошептала я, и Эфкен окаменел. Как будто Медуза заглянула ему в глаза и превратила в камень.
– Прекрати нести чушь, дурочка, – сурово сказал он. Когда он открыл дверь в дом, я хотела встать на ноги, но он мне не позволил. Слезы все еще текли из моих глаз. Я даже порадовалась, что на мне маска, по крайней мере, Эфкен не видел моих слез.
Чувство вины разрывало меня изнутри.
Я не хотела быть Мар, не хотела такой судьбы, я просто хотела снова быть Махинев. Хотела снова погрузиться в роман, блуждать взглядом по страницам и наполняться эмоциями любимых героев. Хотела каждый вечер, закрывая книгу, засыпать и окунаться в мир грез. Все это было слишком тяжело, а моя душа устала, чтобы это выносить.
– Ты не виновата, – сказал Эфкен, укладывая меня в постель. Я даже не заметила, как мы оказались в его комнате. Когда он протянул окровавленные руки, чтобы снять с меня маску, я резко села на кровати и отпрянула от него. Мне не хотелось, чтобы он открывал мое лицо. – Поверь мне, – сказал он, – все в порядке.
– Эфкен, кто-то умер.
– Но ты жива.
Я в неверии посмотрела на него, на мужчину, чьи руки были в крови…
– Как ты можешь быть таким эгоистом…
– Не плачь, – сказал он; я была пленницей в его глазах. – Не надо плакать. Мне это не нравится.
Что бы он сделал, узнав, что я плачу только потому, что не могу подавить чувство вины? Мой мир будто сместился со своей оси, и я вместе с ним.
– Даже если все умрут, даже если мир развалится на части, ты должна просто улыбаться. И не кому-то другому… – Он протянул ко мне окровавленную руку, но потом вдруг остановился и отдернул ее. – Это и не моя вина тоже, но я возьму ее на себя. Только, пожалуйста, не плачь.
Его слова погубили меня. Эфкену Карадуману не впервой разрушать меня. За очень короткий срок он оставил в моей душе множество повреждений; самым серьезным из них была привязанность, которую я начала испытывать к нему. Он возвышался надо мной, пока мои рыдания не превратились в тихие всхлипы. Он не гладил меня по волосам и не пытался снимать с меня маску, потому что его руки все еще были обагрены кровью. Когда слезы наконец иссякли, я поняла, что легче мне не стало, но я должна была взять себя в руки.
Эфкен вышел из комнаты, но я не смотрела ему вслед – просто пялилась куда-то в пустоту. Внезапно мой взгляд зацепился за книгу, валявшуюся на полу, и я тихонько вздохнула. Мне так и не удалось прочитать ее, как и вернуть в библиотеку. Мои мысли приняли совершенно другое направление; они путались и сталкивались друг с другом, будто пьяные тела.