Когда тяжелый аромат корицы проник в мои легкие и заполнил их, у меня запершило в горле, и мне захотелось откашляться. Я вцепилась пальцами в одеяло, чтобы скинуть его, как вдруг осознала, что рядом со мной дышит кто-то еще. Резко распахнув глаза, я увидела перед собой его лицо, и мое сердце бешено заколотилось. Я отпрянула назад и с интересом посмотрела на обладателя лица.
Его длинные черные ресницы отбрасывали тень под глаза, словно ветви деревьев, клонившиеся к земле. Его полные губы были слегка приоткрыты, а кончик его прямого носа был вздернут вверх, отражая его надменный характер. Шрам над бровью казался еще глубже, если смотреть под таким углом, и зиял словно пропасть.
Я впервые так близко видела его смуглое лицо.
На мгновение удивление отошло на второй план, уступая место любопытству, и мне отчаянно захотелось рассмотреть каждую деталь на его лице. Я повернулась боком и стала с интересом изучать его лицо, будто хотела запомнить и запечатлеть в своем сознании. Смогу ли я восстановить в памяти его лицо, после того как выйду отсюда, после того как снова стану свободной и вернусь домой? Тогда перед моими глазами обязательно возникнет этот образ: длинные ресницы, прямой нос и полные губы, а также льдисто-синие глаза, которые, я была уверена, мне никогда не забыть. Мой взгляд задержался на его непокорных густых волосах, почти черных, как сажа. Казалось, стоит протянуть руку, и пальцы моментально утонут в его непокорных прядях, словно в могиле. Я невольно нахмурилась; желание прикоснуться к его волосам было настолько мучительным, что почти причиняло физическую боль.
Наверное, он тоже слишком часто хмурился, потому что даже во сне у него на лбу проступили три горизонтальные линии. Кроме трех складок и шрама над бровью, его лицо было идеально чистым и гладким: ни одной лишней линии, ни одной складки, ни одного пятнышка.
Видимо, ему повезло иметь столь безупречное лицо, словно он никогда в жизни не проходил половое созревание, и это наверняка вызывало зависть у всех его ровесников. Я совершенно не знала его, но при первой нашей встрече подумала, что он плохой парень.
Тем не менее это не отменяло того факта, что он был очень привлекательным мужчиной.
Эфкен был не просто красив, он был еще и великолепен.
– Ты смотришь на меня такими голодными глазами, что я почти готов отдаться тебе из жалости… – произнес он мужественным голосом. На его лице не дрогнул ни один мускул, глаза не открылись, а губы едва шевелились.
Я вздрогнула, и мое лицо побледнело как простыня. Я тяжело сглотнула, чтобы избавиться от боли в горле, и попыталась сесть, но лишь сильнее запуталась в одеяле. Эфкен наконец открыл глаза и устремил на меня жесткий взгляд синих глаз.
– Ты смотришь на меня так вожделенно, как старый дядюшка на индейку в канун Рождества, – продолжал он, и стыд вспыхнул на моей коже, как огонь. – Тебе не следует проявлять ко мне интерес, Медуза.
– Какой интерес? – ответила я, и мой хриплый голос удивил даже меня. – Ты меня не интересуешь. Сначала ты обвинил меня в воровстве, теперь в похоти… – Осознав, что несу чушь, я замолчала и уставилась на его прекрасное лицо. Когда он медленно повернулся, кровать прогнулась под весом его тела, и я снова скатилась в образовавшийся кратер, прижавшись к нему. Я попыталась отстраниться, но он обхватил меня за талию и не дал сдвинуться с места.
– Ты больна, – сказал он хриплым голосом, и я прокляла свои глаза за то, что они снова опустились на его алые губы. Его проклятые губы цвета крови. – Перестань бороться, ложись и отдыхай. Ты мне пока не пригодилась, и я не хочу убить тебя раньше, чем этот момент настанет.
Несмотря на его оскорбительное поведение, я лишь кивнула головой, не в силах побороть усталость в теле. Горло ужасно болело, голова и виски раскалывались, а тело было таким горячим, будто могло обогреть весь дом. Я чувствовала себя как раскаленная печь, охваченная собственным пламенем.
– Тебе будет полезно успокоиться, – сказал он, и я скорчила гримасу, смущенная тем, что он все еще лежит рядом со мной.
– Почему ты спишь рядом со мной? – Мой вопрос заставил его на мгновение задуматься, но я не собиралась успокаиваться. Хотя у меня совершенно не было сил на выяснение отношений, проснуться в одной постели с незнакомым мужчиной было для меня неприемлемо. Злость и тревога слились в одну сильную эмоцию, готовую вот-вот вырваться наружу.
– Потому что это моя кровать, – ответил он холодным, жестким и властным голосом. – Так что это не я сплю рядом с тобой, а ты спишь рядом со мной.