У Сары голова кругом пошла. Если заговор действительно существует, его участники ни за что без борьбы не откажутся ни от своего положения, ни от своих денег.
Сара щелчком отправила окурок в опустевший стакан, швырнула его в мусорную корзину и пошла в дамскую комнату. Запершись в кабинке, она села на стульчак и, обхватив голову руками, задумчиво уставилась в дверь. Так она сидела минут десять, пока сквозь тонкие кожаные туфли не почувствовала холод мраморного пола, а на руках от включенного на полную мощь кондиционера не выступила гусиная кожа. В животе неприятно заныло.
Она отдавала себе отчет, что решение фактически принято, ее острый ум неустанно подсказывал разнообразные возможности, так, словно у Сары действительно был выбор.
Она поднялась и нервно потерла руки. А может, все это просто игра воображения? Ведь такое с ней случается не впервые. Но все равно придется все проверить до конца — и пусть подозрения либо рассеются, либо подтвердятся. А о последствиях побеспокоимся, когда они наступят.
Удивительно, но, возвращаясь к себе на место, Сара испытывала не нервный трепет, но какое-то пьянящее возбуждение. Она невольно вспомнила Алекса. Именно эти слова он употреблял, стараясь объяснить, что чувствует, карабкаясь на отвесную скалу, когда под ногами пропасть в тысячи футов глубиной. Еще он говорил, что особенно трудный подъем только добавляет мужества. Сара одернула себя. Хоть и в обычной своей деликатной манере, Алекс наверняка посмеялся бы над подобным сравнением, и по делу. Всякий раз, взбираясь на скалу, обдирая в кровь пальцы на руках и ногах, он рискует жизнью. Это тебе не за рабочим столом в самом центре Лондона сидеть — место вполне безопасное.
Сара села за стол.
— Пожалуй, я тоже не прочь сделать небольшую ставку.
Эрнотт разом насторожился. Уилсон расплылся в широкой улыбке, словно услышал что-то необыкновенно остроумное. Сара тоже улыбнулась, хотя, пожалуй, несколько мрачновато. Коль скоро речь шла о деньгах, она чувствовала себя в своей тарелке и рискнуть могла себе позволить, да только в данном случае, в этом Сара была почти уверена, риска не предвиделось почти никакого. Такую позицию, как говорят маклеры, и дурак выиграет.
Сара решила сыграть на свои. У нее было двести тысяч фунтов наличными, из чего следовало, что ставка может составить максимум три миллиона. Разницу покроют все те же привлеченные одолженные деньги. Если она начнет проигрывать, держаться можно будет до тех пор, пока проигрыш не достигнет двухсот тысяч. Тогда придется выйти из игры и снять с собственного счета эту сумму, чтобы покрыть убытки. Но Сара была убеждена, что никаких убытков не будет, деньги ее останутся в целости и сохранности. Она позвонила Джонни Макдермоту. Обычно те, кто, подобно Макдермоту, имеет дело с крупными учреждениями, персональные ставки, или ставки, обеспеченные личными счетами (л. с.), не принимают. Но для Сары было сделано исключение.
Макдермот начинал свою карьеру на рынке, имея дело как раз с л. с., и Сара была одним из первых его клиентов. Когда Макдермот перешел на другую работу и занялся финансовыми операциями коммерческих учреждений, с большинством прежних клиентов он распрощался, но Сара осталась. Не то чтобы их начальство приходило в восторг от этих отношений, было в них даже нечто от инцеста, но — мирилось. Резоны, выдвигавшиеся Сарой и Джонни, принимались в соображение. Им просто нравилось работать в паре, это доставляло им удовольствие, облегчало тяготы рабочего дня, а самое главное — и Сара, и Джонни были фаворитами и приносили своим банкам крупные прибыли. Небольшое отклонение от принятых правил этим двоим можно было позволить.
Если на рынках ничего не происходило, они могли целыми днями болтать по телефону, перебрасываться шутками и вообще всячески дурачиться. Но коли начиналось дело, разговор шел серьезный.
— Джонни, что там у тебя с фунтом?
— Идет за 1,456070 доллара.
— Беру три миллиона, л. с.
— Заметано. А ты не слишком рискуешь?
— Не беспокойся, я знаю, что делаю.
— Надеюсь.
Впервые в жизни Сара играла так по-крупному на собственные деньги. Работая в «Финли», она оперировала суммами, в сотни раз превышающими эти несчастные двести тысяч, но то были чужие деньги, маклеры называют их ОПМ, то есть опиум. А это совсем другое дело. Тогда это просто товар, набор цифр, обращающихся по кругу. Разумеется, испытываешь возбуждение, а если проигрываешь — досаду и даже боль, но ничего похожего на бурю эмоций, на пожар в крови нет. Просто чужие деньги куда-то исчезают.
Сара заполнила форму, проставила время, бросила бланк в лоток и закурила сигарету. Она переживала волнующую гамму чувств, хорошо известную игрокам. Если все пойдет не так, как надо, деньги пропадут, а вместе с ними — ощущение твердой почвы под ногами. Но при удаче она заработает десятки тысяч долларов. Да в придачу убедится, что чутье ее не обманывает. Конечно, не докажешь, что Скарпирато действует, опираясь на полученную откуда-то информацию, но подозрения укрепятся. Сара откинулась на спинку стула, закинула голову и с шумом выдохнула дым в потолок. Эрнотт не спускал с нее подозрительного взгляда.
Буквально несколько минут спустя центральные банки Семерки одновременно начали скупать фунты и продавать доллары. Весть об этом мигом разнеслась по всему финансовому миру: кто-то где-то покупает фунты по-крупному. Поначалу отреагировали большие банки, затем в отходящий поезд попрыгали покупатели помельче.
В четверть третьего по лондонскому времени, через десять минут после того как Сара сделала ставку, курс фунта начал расти. Сара следила за мелькающими на экране цифрами, теперь они запрыгали быстрее, чем до ее скудного обеда. Испытывая нарастающее возбуждение, она потерла глаза. Фунт рос медленно, но неуклонно. Вся подобравшись, отбросив все остальные мысли, Сара следила за происходящим. Она вела мысленный диалог с рынком, ощущая колебания цен всеми фибрами души. С каждым щелчком — сотая доля цента всего-навсего — она добавляла к своему счету триста долларов. А для банка это было пятьдесят тысяч.
Маклеры внимательно наблюдали за происходящим. Оставив свое святилище, Данте Скарпирато устроился рядом с Эрноттом и вперился в экран. Курс фунта продолжал расти, и ему все труднее становилось сохранять спокойствие. К трем часам этот рост составил три четверти цента, и, стало быть, прибыль банка выражалась более чем в четырех миллионах долларов. Отбросив взаимную неприязнь, все трое сбились в кучку, не сводя глаз с экрана. По общему мнению, было еще рано прекращать игру. Темпы роста стерлингового курса увеличивались.
К двадцати минутам четвертого он вырос на целый цент. Объяснения этому никто не находил. Просто кто-то где-то скупал крупные суммы в фунтах. «Покупайте фунты» — рынок чутко внимал упорному зову. Саре было важно только одно: центральные банки, во главе с Бундесбанком, скупали фунты. Именно на это она и рассчитывала. Слегка повернувшись, она искоса бросила взгляд на Скарпирато и Эрнотта. Судя по всему, подготовилась к событиям не только она.
По мере того как прыгающие на экране цифры укрепляли Сару в ее подозрениях, нарастало и чувство страха, смешанного с возбуждением.
К половине четвертого курс фунта вырос на цент с четвертью. Личная прибыль Сары составила 37 тысяч 500 долларов: совсем немало, хотя в сравнении с прибылью банка сущие гроши. Сара быстро подсчитала в уме: семь миллионов долларов.
Она исподтишка посмотрела на Скарпирато и Эрнотта. Те разве что не дрожали от напряжения. Прибыль получилась изрядная, если бы речь шла о личном счете — просто астрономическая. Продолжать было бы чистым безумием. Валютные рынки — самое непрочное дело в мире. Случись у премьер-министра инфаркт, разом возникнет некая неопределенность и фунт покатится вниз. Да мало ли что еще может случиться — вариантов полно, и последствия непредсказуемы. Надо немедленно начинать продажи, кончать игру и получать свои денежки.
Сара крепко зажмурилась, пытаясь отвлечься от шума вокруг и сосредоточиться. Она решила продолжать игру.
Скарпирато сидел как пришитый к стулу, не отрывая глаз от экрана. Дым от сигары струйками поднимался к потолку. Словно силой одного лишь взгляда он хотел придать рынку новый импульс. Уилсон и Эрнотт, устроившись напротив, дружно старались уговорить шефа кончать с этим делом. Резко выбросив руку вверх, он заставил их умолкнуть: ни дать ни взять царь Кануте, глухой к любым мольбам. Сара молча наблюдала за происходящим.