Рыбаки не обманули. Овец действительно было много. И каждый фермер хотел как можно скорее сбыть шерсть. По восемнадцать, по двадцать часов в сутки работал Иван. Он уже видел себя среди пассажиров, отправляющихся в Европу. Но по пути в Сидней на него напали грабители. Напали так, как умеют только они, — трусливо и безжалостно. Он получил еще две раны и лишился всего, что имел.
Это был очень тяжелый удар. У многих такой удар выбил бы из-под ног почву. А Иван устоял. Он не пал духом. Просто уяснил, что осуществление заветной мечты отодвигается на неопределенный срок и что надо предпринять все возможное, чтобы этот срок сделать как можно короче. Он шел к своей цели с поистине пыжовским упорством. Ему удалось покинуть Австралию, забравшись в трюм грузового судна. В Коломбо плавание прервалось. Его обнаружили, избили и выбросили на берег.
Так и пробирался — от порта к порту: работал, попрошайничал, воровал, лишь бы не сгинуть на чужбине.
Долгой, очень долгой была дорога к дому, то в компании морских разбойников, то матросом отживающей свой век шхуны, на которую не шли уважающие себя моряки. Он помогал контрабандистам, рискуя угодить на копи. Эта дорога делала невероятные виражи и зигзаги, отклонялась в сторону, а то и поворачивала вспять. Уже в Карачи был Иван, когда произошла революция в России. И все же ему потребовалось еще четыре страшных года, чтобы ступить на родную землю.
Через семнадцать лет прибился к своему дому Иван Пыжов — пропавший без вести русский солдат. В свои сорок шесть лет он был совершенно седой. Тело его испещрено шрамами, лицо опалено беспощадным тропическим солнцем, знойными ветрами пустынь и южных морей. Он привык к лишениям и невзгодам, закалился в ожесточенной борьбе за жизнь. Но, увидев свою хату, глядевшую пустыми глазницами окон и будто еще глубже вросшую в землю, ступив на подворье, заросшее чертополохом и вишняком, Иван заплакал. Так вот, оказывается, куда он стремился все эти годы! К давно остывшему очагу?! К опустевшему, разоренному гнезду?!
Мальчишками пяти и семи лет оставил Иван своих сыновей. И теперь никогда уж их не увидит. Старший упал на брусчатку Дворцовой площади, сраженный юнкерской пулей в ночь штурма Зимнего, а младшего спустя два года растерзали махновцы в Галициновке — вспороли живот, набили пшеницей. И всего-то по двадцать лет было мальчишкам...
Не дождалась его и жена — сгорела в тифу. Обезлюдел дом, и сельчане растащили все, что можно было унести. Надо было все начинать сначала: и дом приводить в порядок, и жизнь налаживать.
А вокруг происходило такое, что не совсем было доступно его пониманию. Без него отгремели события, так круто изменившие все прежние представления.
И все же Иван смог безошибочно сделать свой первый шаг. Он не пошел на поклон к Авдею. И не потому, что считал его виновником всех своих бед. Его потянуло к таким же, как сам, беднякам.
Они объединились в коммуну: несколько семей и одиночек — мужики, потерявшие жен, вдовые солдатки. Дали им землю. Собрали они все, что было у каждого. Получилось не очень густо: кое-какой инвентарь, несколько лошаденок, коров, поросят, сотня кур. Кое-как отсеялись. Пришла зима — лютая, голодная. Довелось забивать скот. Урезали и без того мизерные пайки, чтоб хватило надольше. Сами едва пережили это невыразимо трудное время. А на выпас, когда пришла весна, уже нечего было выгонять.
Не вышел и урожай, которого так ждали, на который надеялись. Низкорослые, чахлые хлеба не поднялись выше сурепки, разлившейся сплошным желтым морем. На полях буйствовали осот, буркун, цикорий. Тонкие стебли ржи переплел вьюнок.
Конечно, они не рассчитывали получить чистые поля. Но то, что увидели весной, превзошло самые худшие опасения. У коммунарцев опустились руки. Начались раздоры, скандалы. Сначала один ушел, забрав свою лошаденку, другой. За ними потянулись остальные. И коммуна распалась.
Восемь лет прошло с тех пор. Кое-как подправил Иван хату. Привел новую хозяйку. Куда только ни бросался! Попробовал сам хозяйновать — ничего не получилось. Когда кулакам разрешили в полную силу разворачиваться — батрачил у них. Потом в товарищество по совместной обработке земли вошел. Сообща каждому вспахивали землю, сеяли, жали. Кое-чем комитет бедноты выручал. И все же Иван еле-еле сводил концы с концами. Подумывал уже бросить все и идти на транспорт чернорабочим. Да уж больно соскучился в своих дальних странствиях по земле. И то сказать: полсвета обошел, а таких черноземов не видывал. К тому же стали поговаривать о колхозах. Решил погодить.