«Гляди, какой вежливый. Еще и улыбается как человек», — удивилась Галина. Может быть, вот такое, совсем необычное обращение со стороны врага и повлияло на ее ответ. «Уж лучше этого оставить, как пришлют на постой какого хама», — пронеслось у нее в голове. А вслух сказала:
— Решайте сами. Устраивает горница — занимайте, нет — вольному воля.
— И комната хорошая и хозяйка очаровательная, — проговорил Стефан. — Мне у вас нравится.
— Это лучшее, что я мог предложить, — подхватил Маркел. Ему уже надоело ходить с этим немцем по дворам. Там ему грязно. В другом месте, видите ли, не уютно. Интеллигент. Слава богу, ублажил наконец. — Вот и располагайтесь, — добавил он.
Галина пошла его провожать.
— Так вы уж, Маркел Игнатьевич, припугните Лаврентия, пожалуйста, пока я его не прибила. — И спросила: — Кого это мне подкинули? Будто и на немца не похож.
— Мобилизован из цивильных. Художником был, что ли, — ответил Маркел. — А сейчас по интендантской части. Снабженец... Да, чуть не забыл. Столоваться тоже будет. К вечеру все, что надо, подвезут. А возле него и ты прокормишься.
— Великое тебе спасибо, Маркел Игнатьевич, — поблагодарила Галина. — Теперь, може, перезимуем.
— Ну-ну, — подбодрил ее Маркел. — Бувай здорова.
...Лаврентий прибился к дому уже по-темному. Обрюзгший, заросший
серой щетиной, заиндевевший, ввалился на кухню, еле удерживаясь на ослабевших ногах.
— Явился, ворюга, — презрительно встретила его Галина. — Э-эх, свинья свиньей.
— Ша, Галька, ш-ша! — качнувшись, с трудом проговорил Лаврентий, — Не замай.
Приди он раньше — не миновать бы ему порки. А сейчас у Галины угас первый гнев. Да и после разговора с Маркелом немного приободрилась.
— Тебя, паразита, в дом нельзя впускать, — жестко сказала она. — Оставить бы на морозе, чтоб околел, как шкодливый пес.
— Это м-меня? Х-хозяина? Чья хата? Т-ты мне с-скажи, чья х-ха-та?! — закуражился Лаврентий. — М-може, я тебя в-выставлю на м-мороз!
Из горницы вышел постоялец. Увидев его, Лаврентий отшатнулся, забормотал:
— С-сгинь, н-нечистая сила.
Галина схватила его, затолкала в чулан.
— Проспись, горе мое, — сказала в сердцах.
На лице постояльца — крайнее удивление.
— Это ваш муж? — спросил он.
Галина метнула на него сердитый взгляд, дерзко ответила:
— Был когда-то... мужем.
22
Пышущее жаром пепелище не может покрыться цветами. На дымящихся развалинах не найти живого ростка. Война утвердила изуверские законы смертоубийства. Все трепещет пред их слепою жестокостью, и отступает, и клонится. Только любовь не подвластна разбойничьему буйству зла. Она приходит в свой срок, и ничто не в силах ее остановить, преградить ей дорогу. Сквозь тысячи смертей идет она, чтобы дать начало новой жизни.
Этой первой военной весной, на горе ли, на радость, закружила любовь Виту и Анатолия. Они были давнишними друзьями, еще с тех пор, когда Вита работала секретарем у Громова, а Анатолий возил его на машине. В ожидании Громова Анатолий подсаживался к ее столу, ощущая потребность быть с нею рядом. Она находила его смешным, неловким и все же дарила благосклонные взгляды... А сейчас, оказавшись в этом грохочущем штормовом мире, они невольно потянулись друг к другу. В этот трудный час Вита искала в нем, единственно близком человеке, защиту, опору. Анатолий был горд таким доверием, заботился о ней, поддерживал, как водится у хороших друзей. Но между ними уже возникло, росло, ширилось нечто иное — волнующее. Отдавшись своей любви, они желали любви всему миру, всему, что живет под этим радостным весенним солнцем. Человеческие дети, они ждали от людей только добра и хотели им делать доброе. Это ведь так естественно!..
И не они в том повинны, что переполненные любовью сердца познали не имеющую границ ненависть. Ради любви они возненавидели тех, кто каждое мгновение мог ее разрушить, растоптать, надругаться над ней. Их обворованная юность взывала к мщению. И они откликнулись на этот зов со всей страстью молодости...
Анатолий ожидал Виту у конторы, где она работала. Ему обязательно надо было повидаться с ней. Не только потому, что соскучился за день. Незаметно, как само собой разумеющееся, вступила Вита в борьбу, помогая Анатолию, выполняя его поручения. На свой страх и риск привлек он ее к этой работе. А потом сказал Дмитрию Саввичу. И вот теперь у него есть для нее новости.
Вскоре Вита появилась на крыльце — стройная, с горделиво приподнятой головой. А увидела Анатолия, махнула ему рукой и пустилась бегом, как девчонка-подросток.