Анатолий невольно залюбовался ею. Он любил ее с трогательной бережностью, нежно и целомудренно. И, словно стесняясь этого, напускал на себя грубовато-бравый вид.
— Что летишь, как угорелая? — встретил ее насмешливо.
— А я и есть угорелая, — в тон ему ответила Вита. — От любви к тебе угорела. Понимаешь? — Взяла его об руку, оглянулась на контору, сердито сказала: — Пришибленный Отто пристает...
Анатолий уже и сам заметил, как этот немец — деповский начальник — увивается возле Виты. Анатолий искоса ревниво посмотрел на ее красивый профиль, скользнул взглядом по груди, задорно топорщившейся под легким платьем, стыдливо потупился.
— А ты наряжайся, — укорил ее. — Наряжайся...
Вита повела плечами.
— Почему бы и нет? — Убрала упавший на лоб непослушный завиток, оживленно добавила: — А ты это славно придумал — встретить.
— Дело есть, — сказал Анатолий.
— Никаких дел, — решительно возразила Вита. — Я — именинница. Мне уже двадцать три! Представляешь? Двадцать три!
— Так с тебя же причитается.
Вита даже захлебнулась от возмущения:
— Нет, вы только посмотрите на этого увальня! Вместо того, чтобы поздравить... А ну, целуй. Сейчас же целуй. — Она ткнула пальчиком себе в щеку. — ут.
— Что ты? — сконфузился Анатолий. — На улице?
Вита быстро взглянула по сторонам, сама прижалась щекой к его губам.
— Вот и все! — игриво сказала. — А ты... тоже мне, подпольщик, и поцеловать незаметно не можешь.
Она была возбуждена, как человек, еще не принявший, но уже склонный принять какое-то очень важное и необычное решение. Анатолий не находил этому объяснения. Разве что день рождения так на нее повлиял?
— Ты, Вита, сегодня какая-то чудная, — сказал он.
— Это ты, Толик, несносный. Если еще и цветы не догадаешься принести, — на порог не пущу.
— Принесу, — пообещал Анатолий. — А теперь давай зайдем ко мне.
— Опять дело? Я же тебе сказала...
— Что-то покажу, — Анатолий интригующе подмигнул. — Не пожалеешь.
...Пока Вита разговаривала с его матерью, Анатолий шмыгнул в свою комнату, извлек из-под кровати какой-то предмет, завернутый в парусину, крикнул:
— Иди же, Вита!
Он пропустил ее в комнату. Прикрыл за ней дверь, увидел добрую усмешку на лице матери. О, Вита ей очень нравится. И ее материнское сердце радуется тому, что, может быть, невесткой войдет в их дом. Она легонько кивнула сыну, мол, воркуйте уж там, не потревожу. Анатолий без слов понял ее, благодарно улыбнулся. А потом предстал перед Витой чуть ли не в обличье мага.
— Фокус-покус, — заговорил, подражая интонациям цирковых иллюзионистов не очень высокого пошиба. — Раз, два, три!..
— Ой, — в первое мгновение только и могла сказать Вита. Но уже вслед за этим склонилась над пишущей машинкой, потрогала ее, деловито осведомилась: — Работает?
— Ленты нет. А так вроде бы в порядке.
Вита пробежала пальцами по клавишам, перевела каретку. Ее ловкие руки профессионала ощупали все, что в таких случаях необходимо проверить. Осмотром она осталась довольна.
— Ленту достану, — уверенно проговорила. И повернулась к Анатолию. — Где взял?
— Приводи в порядок машинку, — желая доставить ей еще большую радость, проговорил Анатолий. — Листовки будешь печатать.
Она приподнялась на носках, ткнулась носом в его щеку. Анатолий неловко обнял ее, потянулся к губам. Вита выгнулась у него в руках, откинула голову.
— Нет-нет-нет, — запротестовала. И тут же приникла к его груди, замерла. — Сейчас не надо, — тихо сказала.
Действительно, она была какая-то непривычно странная, неуравновешенная. Высвободившись из его рук, поправила прическу, заспешила:
— Побегу, Толик. Надо еще приготовить кое-что. — Уже от двери снова улыбнулась ему: — Приходи...
И он пришел. Принес целую охапку сирени. Душистые гроздья сразу наполнили комнату ароматом.
— Не забыл? — удивилась Вита. — Вот уж не думала.
— Как можно после такого строгого предупреждения, — отшутился Анатолий. Взял ее за локоть, привлек к себе. — Поздравляю.
— Будем пить бабушкину вишневую наливку, — торжественно проговорила Вита, наливая в рюмки рубиновый напиток. — Знаешь, какая хмельная! Лет пять стоит.
— Я и без наливки хмельной, — сказал Анатолий. Обнял ее за плечи, прикоснулся к ее рюмке своею. — Счастья тебе, Витюн, — шепнул ей на ухо. — Желаю бодьшого-большого счастья. И силы духа. И крепости в борьбе. И чтоб исполнилось все, о чем мечтаешь...
Вита словно прислушивалась к тому, что происходит в ней. Времена ми посматривала на Анатолия так, будто он был ее злейшим врагом. Однако тут же ласкалась к нему. Врагом был Отто. Вызвав ее в каби» нет и повернув ключ в двери, он пытался овладеть ею. А получив пощечину, злобно процедил: «Фрейлен Викториа хотчет гестапо. Их сделайт такая протэжэ». Это произошло несколько дней назад. Мастер Иоахим видел, как она вырвалась из кабинета, и только головой покачал. А потом, улучив момент, сказал ей: «Отто ист швайн. Много нацист. Ин хаймат — киндер. Тут — либен девотшка. Унд шрайбен: айн, цвай, драй... Понимай? Только фрейлен. Фрау — найн. Это как?» Он возмущенно жестикулировал, пытаясь втолковать ей, какая грязная свинья Отто, что дома у него дети, а здесь насилует девушек, только девушек, и ведет им счет. И что его следует опасаться как ярого нациста.