5
Когда взрослые покинули застолье, Олег театрально возвестил :
— Официальная часть окончена! Предки — капитулировали. Можно продолжать пир без высокого папенькиного комментария.
— Не оригинально, Олег, — оборвала его Аленка. — Это уже было у отрицательных персонажей современных молодежных повестей.
А Олегу нынче очень хотелось блистать остроумием, независимостью и смелостью суждений, хотелось привлечь к себе всеобщее внимание. Это было естественно для его возраста, в котором юноша, самоутверждаясь, особенно агрессивно воспринимает малейшее посягательство на свое мужское достоинство. Ведь в их доме появилась девчонка Роста, — вся загадка и непостижимость, — и в это время его, Олега, так обидно одергивает собственная сестра!
— Тоже мне — Макаренко в юбке, — резко сказал он. — Вот уж действительно не позавидуешь будущему «счастливчику».
— Олежка, будь джентльменом! — воскликнул Иван. — Дерзить девушкам никогда не считалось доблестью.
— А ты уж тут как тут, — проворчал Олег.
— Усек! — засмеялся Ростислав. — Мо-ло-дец. Вот и мотай на ус, Олежка. Пригодится. Ведь тот не мужчина, кто не вступается за женщину.
— Эта особа и без защитников глаза любому выцарапает, — обронил Олег, решительно направляясь к выходу.
— Тут ты, пожалуй, прав! — бросила ему вслед Аленка.
Потом в прихожей послышалось: «Куда, Олежка? Гости в
доме...» — «А, пойду погуляю», — «Ну, ну. Только не задерживайся допозна, сыночек». — «Да что вы все, как с маленьким?! Когда приду, тогда и приду».
Аленка, улыбаясь, заключила:
— Ив гордом одиночестве непонятым ушел.
К ней заинтересованно обратился Всеволод:
— Вы, Алена, по студенческому обмену во Франции были? В Сорбонне?
— Нет. Там занимаются наши «французы» с иняза. А я летала совсем по другому поводу.
— Секрет?
— Право, не стоит об этом...
— Чего там, — сказал Ростислав. — Наша Аленка — мастер спорта международного класса. Участвовала в первенстве мира по прыжкам с парашютом. Золотую медаль привезла.
— Вот как! — удивился Всеволод.
— Мне Ростик говорил, — вмешалась Лида. — Не страшно, Алена?
— Скажите ей еще вы, — поспешно возвратившись к столу, сказала Анастасия Харлампиевна, — может быть, вас послушает? Девичье ли это занятие — бросаться с такой высоты?! Как представлю — кончаюсь, и все.
— Ма-ма, — холодно проронила Алена. Шелковистые ее бровки дрогнули, сдвинулись к переносице. — Сколько можно?
— Посмотрю на тебя, как свои дети пойдут, — в сердцах отозвалась Анастасия Харлампиевна.
— А я не буду такой трусишкой, — Алена засмеялась, обняла мать, вкрадчиво напомнила: — Мы ведь договорились, мамочка.
— Странно, — проронил Всеволод. — Находить удовольствие в падении...
— Падении?! — Бровки-шнурочки удивленно взметнулись. — Постойте, постойте, — раздумчиво сказала Алена и вдруг продекламировала: — «Так вот в чем прелесть полетов в небо! Она — в паденье!.. Смешные птицы!..» — И с вызовом обернулась к Всеволоду: — Эти строки вам ни о чем не говорят?
Он снисходительно объяснил:
— Эйнштейн был против обременения мозговых клеток информацией, которую можно отыскать в справочниках.
— Какая информация? Какие справочники?! — Алена возмущенно уставилась на него. — Ведь это — поэзия... ранний Горький!
— «Песня о Соколе», — добавил Иван. Ему показалось, что Аленка чрезмерно заинтересовалась этим бледным очкариком, а его нынче вовсе не замечает. И он хмуро уточнил: — Монолог ужа.
— Что-то смутно помнится, — отозвался Всеволод. — Однако какое отношение имеет все это к нашему времени... к научно-технической революции?
Анастасия Харлампиевна отошла от них, подсела к Ростиславу и Лиде у другого края стола.
— Вот так и укорачивают детки век родителям, — устало пожаловалась. — Волнения, волнения и волнения.
— Это ты у нас такая беспокойная, — сказал Ростислав. — Лида вовсю гоняет отцовскую «Волгу», и ничего.
— Час от часу не легче, — вздохнула Анастасия Харлампиевна. — Думала, хоть ты, Лидочка...
— Благоразумней? — смеясь, подхватила Лида. — Так это же просто, Анастасия Харлампиевна. И совсем неопасно. Тётя моя трактористкой работает, двоюродные сестренки — ее дочки, другие наши женщины. Еще с времен Прасковьи Никитичны Ангелиной так повелось.
— Значит, вы старобешевские?
— Ну да. Там живет вся папина родня.
— А как он на шахте оказался?
— О, это — романтическая история. Мама моя — литовка, в девичестве Изольда Шяучюнайте. Папа с ней на войне встретился — служила связисткой в их артполку. Девушек отпустили из армии сразу же после победы. А ей ехать некуда — уже знала о гибели родителей. Ну, папа и отправил к своим грекам... Мне мама потом рассказывала, как дедушка ее встретил. Почитал папину записку, нахмурился, сердито проронил: «Такого, чтобы брать чужую, в нашем роду не было и не будет. Пусть из своих выбирает». Вот такой несознательный.