Вмешался начальник шахты: «Готовься, Задорнова, принимать участок внутришахтного транспорта. Ты ведь, оказывается, техникгтранспортник. Мы не настолько богаты, чтобы держать такого специалиста в забое».
Конечно, она транспортник. Но то — железнодорожный транспорт, совеем иное дело, иная организация труда. И какой это участок, если на шахте всего один электровоз, да и гот старый, почти все время на ремонте. Бабы «пехом» гоняют вагонетки... Высказала, что думала: в забое, мол, больше пользы принесет. Однако начальник был тверд в своем мнении. «Не одним днем живем. Обязаны смотреть вперед».
Неожиданно для Фроси это предложение. Попросила время, чтобы все хорошенько обдумать. А начальник шахты ответил: «Покуда думай. — Переглянулся с парторгом, закончил: — Примем в партию — обяжем».
Да, Фросе яснее ясного: участок принимать придется. Она уже прикидывает, с чего начинать на новом месте, как организовать работу. И приходит к выводу, что прежде всего надо готовить путевое хозяйство, надежно связать все участки с рудничным двором, сделать разминовки, запасные пути, прорубить, где их нет, водосточные канавки, как следует оборудовать подземный электровозный гараж. «Великан» по загазованности сверхкатегоринная шахта — контактная сеть противопоказана. И до войны здесь работали аккумуляторные электровозы. Значит, надо не забыть расчистить, привести в порядок камеры для хранения аварийных комплектов аккумуляторных батарей.. Фросю не смущает объем предстоящих работ. При желании, при поддержке коллектива все можно сделать. Только она волнуется: будет ли эта поддержка? Она уже достаточно пожила, поработала, чтобы понимать: благосклонное отношение начальства, назначение на новую должность еще ничего не определяют. Многое зависит од того, как отнесутся к ней товарищи, захотят ли стать ее единомышленниками.
Вот все это взвешивает Фрося, обдумывает, а сама привычно делает свое. Увлеклась. Не видела появившийся в отдалении слабый огонек, не слышала крадущиеся шаги. Вдруг почувствовала, как ее обхватили сильные руки, и затрепетала, тотчас узнав их. В голове промелькнуло когда-то вырвавшееся у Манечки: «Эх, Девка, отворотила от меня Павлушку. Вот уж ласковый да лихой в любви! А выходит — ты и сама не гам и другому не дам». Тогда это признание ожесточило Фросю против Павлушки. Но ведь наедине с собой она испытывала чуть ли не гордость: ради нее отказался от Манечки.
Теперь его смелые руки ласкали ее, полураздетую, над ухом вздрагивал шепот: «Ага, попалась, царевна моя подземная. Наконец-то подстерег...»
— Пусти! Пусти, Павлик! — взмолилась Фрося, не так его
боялась, как себя, своей готовности уступить ему. — Сейчас же уходи!
— Было бы сказано. — Он видел ее растерянность и уже не ожидал сопротивления. Хохотнул неприятно, с хрипотцой. — Можно подумать, будто и впрямь прогоняешь...
Фросю словно варом ожгло. Взбунтовалась сумасшедшая, не терпящая насилия пыжовская кровь. Почти падая, вывернулась Фрося из цепких рук, схватила обушок, замахнулась.
— Ану, уматывай!
— Ты что, Фросенька? — опешил Павлушка.
— Уматывай, пока голову не провалила! — Гневная, решительная, Фрося в любое мгновение могла осуществить свою угрозу. — Ну!.. — нетерпеливо повысила голос.
Он подхватил свою лампу и поспешил отступить, обронив на ходу:
— Другая бы спасибо сказала...
— Иди-иди, женишок, да больше не попадайся! — вслед ему со злою насмешкою крикнула Фрося.
...Как она потом плакала, оставшись одна, как горько плакала, обняв холодный каменный выступ, не видел никто.
25
Золотая Звезда Героя едва не нарушила уже ставшую для Анатолия Полянского привычной солдатскую жизнь. Вскоре после разгрома Корсунь-Шевченковской группировки врага, его вызвали в штаб дивизии и предложили ехать в офицерское училище. Он сказал: «Мне надо в Германию». В ответ услышал: «Довод, конечно, серьезный, заслуживающий всяческого одобрения, но командование считает, что вы должны стать офицером Советской Армии». Были подготовлены предписание явиться в энское пехотное училище, проездные документы, аттестаты. Его отправляли в глубь России. И это после того, как он уже тысячи раз уносился своим воображением совсем в другую сторону, на встречу со своей Витой, которую, как ему представлялось, вовсе не сложно отыскать в проклятой Германии. Он жил этой мыслью. Она вела его по полям сражений все дальше на запад...