Кондрат приосанился.
— Ежели по всем данным, партизанство мое. ще с гражданской войны идет. Ты, Игнат, о той поре сопли слизывал, когда Кондрата врангелевцы казнили.
— Кашнили, кашнили, — прошамкал Кузьмич. — Как ша, по-омню.
— Это промежду прочим, — важно продолжал Кондрат, — чтобы ты, Игнат, не дуже со мной шуточки шутил... Про медаль же у меня такая линия: хай их поболе ребяткам дают, что Гитлера доколачивают. А я и без медали в зубы никому не погляжу, поскольки ты мою стихию знаешь.
— Вы бы мне про шахоронение толком... — вмешался Кузьмич. — Как, оно, шахоронение-то?
Зазвонил телефон.
— На месте, Артем Иванович, — ответил Игнат. — Понятно. Жду. — Звякнул отбой. Игнат сдвинул плечами, недоуменно проговорил: — Гляди, какая спешка. Машину выслал... А ты говоришь, — усмехнулся Кондрату, не начальник. Скоро разучимся пеши ходить.
Вскоре громко, требовательно засигналил возле правления автомобильный клаксон. Игнат засобирался.
— Как дежурного, за старшого тебя, Кондрат, оставляю. Будут звонить, скажешь — в райкоме.
— Ладно, мотай, — вслед ему проронил Кондрат. Завял председательское место, осмотрелся, не торопясь свернул козью ножку, высек кресалом огонька, прикурил. — Так на-чем мы, дед, застопорились?.. Ага, сгадал. Откопали их, усех побитых, солдаты. Матери погибших, родичи мало не кйдались в яму. А что ж там разглядишь, как более года прошло. Однога Афоню Глазунова, кажут, признали... Что стону было, что плачу!.. Склали их в гробы, заколотили, на кладбище отвезли. Туды ж и Матющенок доставили. Как погибли семьей, так семьей и лягли в один гроб. Сеню Акольцева отыскали... Токи секретарь тогдашний Холодов, которога Недрянко и Емелька прикончили, неведомо где прикопан.
Кузьмич лодочкой приставил к уху сухую ладонь, часто-часто моргал красными, слезящимися веками и кивал плешивой головой, словно подтверждая то, что слышал. А Кондрат пыхнул козьей ножкой, продолжал:
— Мира́ собралось!.. Ото ж и говорили речи над прахом погибших: и Громов, и военком наш «однокрылый», и от комсомола, и от солдат, и от пионеров... Женщина одна выступала:
«Спасибо вам, добрые люди, что не забыли наших дорогих, без времени погибших детей». Да как заголосит, как заголосит!.. У меня самога, Казьмин, какой я ни крепкий, коли хочешь знать, закололо у носи... Там же склали акт. Коменданта вписали туды — Фальгу. Из области комиссия такая была, что выявляет хвашистские злодеяния. Так отой председатель казал: «Судить будем гитлеровцев-палачей страшным судом. Не уйти им от расплаты. Сполна отольются им наша кровь, наши слезы!..» Во как, Казьмин. А той обвинительный акт в Москву пойдет, где сбирают все данные. — Кондрат сбил жар с почти совсем докуренной козьей ножки, вытряхивая остатки самосада в кисет, продолжал: — Опустили их в две братские могилы и прикопали уже навеки вечные. Три раза солдаты из винтовок палили. Музыканты гимн заиграли... Опосля Харлашу проведал. Лежит. Ни тебе печали, ни воздыхания. Такая стихия прошумела, а ему хоть бы хны... Потом зли Лаврушечки посидел, покалякал о том, о сем.
— Бравые были ребятки, — проронил Кузьмич.
— Куралесили справно, — подтвердил Кондрат, — Вот перекинулись без всякога понятия... Скоки ж это прошло, как Харлашу паровоз передавил? Почитай мало не десять лет. Да и Лаврушечка — будто вчера сподобился, а боле года минуло. Вот оно время бегит. То ж и мне пора сбираться к дружкам сердечным... Эх, Казьмич, одна зараз у меня думка — победы дождаться. Тогда и помирать можно. — Подпер щеку кулаком, мечтательно уставился в окно. — Токи чтоб красиво, весело помереть.
* * *
Громов и председатель райисполкома принимали руководителя группы изыскателей-проектировщиков. Недели три тому назад прибыли они в Алеевку подыскать место для строительства коксохимического комбината. Громов заранее был предупрежден Неботовым, встретил их радушно, сказал, что при малейшей надобности могут обращаться к нему в любое время суток. Еще бы! С рождением этого крупнейшего предприятия у Громова связаны большие надежды. Открываются перспективы экономического, культурного роста района. Возникнет город. Увеличатся бюджетные ассигнования на его развитие, благоустройство... И вот снова этот, понравившийся ему еще с первого знакомства «очкарик» — Владислав Николаевич — пришел поделиться возникшими соображениями, предварительными наметками. На эту встречу, к немалому своему удивлению, и попал Игнат Шеховцов.
— Мы пришли к заключению, что завод надо ставить вот здесь. — Палец Владислава Николаевича уперся в разложенную на столе схему. — Только здесь.