— Понял, ну, пошлите, мороз крепчает.
— Да, мороз крепчает, — медленно произнес тот, оглядываясь вокруг, — крепчает…
Со стороны реки слышался иногда громкий треск и шум волн, пытающихся противостоять силе природы, но лед постепенно, медленно расширял свои владения, по миллиметрам отвоевывая у потока границы берега. Об-щий объем воды в мире был огромен, и враз остудить такие массы требовалось намного больше времени, чем голую землю, несмотря на -42 градуса цельсия. Но с каждым часом мороз, следствие мрака крепчал, сковывая реку ледяным панцирем.
В лесу, меж деревьев это происходило намного быстрее — не успевшие за такой короткий срок скинуть листву стволы трещали на морозе, раскачиваясь в ночи на глазах лесных жителей, инстинктивно ищущих спасения и покрываясь инеем выступающей и тут же замерзающей влаги.
Животный мир испытывал настоящую панику — медведи еще не нагуляли слой жира на зиму и к тому же не облюбовавшие и не подготовившие берлогу тревожно ревели. Белки, застигнутые врасплох коренной переменой климата пищали, сворачиваясь в клубки как в дуплах деревьев, пытаясь сохранить тепло, так и на земле, под небольшим слоем снега из которого через некоторое время не могли выбраться — ставшая непреодолимая корка-западня для многих пушистых зверьков стала могилой.
Только меланхоличные сохатые задумчиво жевали кору с деревьев, настороженно вслушиваясь в замиравшие звуки леса, изумленные столь резкой переменой климата и более тщательно прислушивались к своим, неведомым людям чувствам, которые подавали пока неосознанные сигналы тревоги. Эти великаны пока не были встревожены, пока не встревожены, ожидая потепления — так происходило всегда: сперва мороз вдарит и как бы смилостивившись над ними отступит. На этот раз они не подозревали, что подобное отступление может наступить не скоро, тогда, когда будет поздно или вообще не наступит.
Ход биологических часов Земли был нарушен. Животный мир планеты не мог так быстро перестроиться под новый задаваемый космосом ритм эволюции.
…Ветер свистел в вышине, иглы-точки над ними не появлялись вот уже много смен дня и ночи, да и сам день все не наступал и не наступал. Именно это и тревожило лосей, да и всех остальных обитателей леса — временной цикл нарушался, лес, живой лес роптал, чувствуя грядущие перемены, но не мог до конца осознать, что именно это им несет?
А город жил, перемигиваясь и освещаясь светом фонарей. С высоты птичьего полета ничего не изменилось. Нет, изменилось — меньше носилось машин по дорогам, меньше пешеходов появлялось на улицах, а если и были видны, то как-то быстро, с опаской юркали в дома или другие заведения. Но иногда, то в одном, то в другом рай-оне города что-то происходило, и туда мчались как одинокие, так и несколько однотипных автомобилей с одинаковыми надписями на бортах. По большей части суматошно ехали, собирались порой вместе машины с надписями, как энергетических служб, так и это в большинстве тепловых сетей.
Еще выше облачный покров постепенно редел, рвясь на клочья, но он еще был могуч и большинство людей не видели этих перемен. Некоторые спутники, специализированные на подобное изучение облачного покрова передавали часть информации об подобных изменениях, и только узкий круг специалистов констатировал уско-рявшееся изменение климата. Их обобщенные доклады умещались после многочисленных обработок и редакти-рований в несколько листков бумаги и ложились на столы перед лицами, отвечающими за основные процессы жизнедеятельности расы людей.
И все, что они могли сделать — это ждать, с каждым прожитым часом осознавая, как сперва десятки, затем сотни и тысячи людей теряют связь души с телом. Попросту умирают. Но это были только первые симптомы надвигавшейся катастрофы — дальше будет хуже. Человечество насчитывало несколько миллиардов и всех спасти они не могли.
Еще выше безбрежный космос следил за начавшейся агонией планеты. Холод внешней пустоты постепенно сжимал ледяные объятия на теле ослабевающей планеты. Внешний покров охлаждался все быстрее и быстрее. Высота границы абсолютного холода опускалась. Недолго оставалось ждать момента, когда начнется изменение физического состояния того летучего газа, источника жизни и дыхания существ на этой планете. Когда это начнется и завершится — все живое исчезнет, превратившись в омертвевшие наглядные доказательства былой жизни.
Это произойдет, если те, кто наблюдали за началом агонии этого мира, не внесут изменения в свой чудовищ-ный, жестокий план.
Судя по их действиям, места людям в этом плане не было.
Глава 10.
Шли двадцатые сутки нескончаемой ночи. Луна приближалась к третьей четверти, изо дня в день истончая свой серп на фоне Земли, готовясь исчезнуть на небосводе — как тогда, в тот день начала общей беды.
Сергей, и напросившаяся с ним на улицу Вика — сколько я могу сидеть взаперти? хоть свежим воздухом по-дышать! ха, свежий воздух! минус пятьдесят два градуса! — поднялся ко второй видеокамере и щеткой стряхнул нависший над козырьком камеры снег, частично перекрывший изображение. Несколько движений и камера снова смотрит в ночь.
— Готово! — воскликнул он, спускаясь к кутавшейся в шубу Вике, — пошли в дом?
— Уже? Погоди немного! — попросила она.
— Хорошо, но что-то я не очень расположен на таком морозе стоять. Ну, хорошо-хорошо, пойдем, прогуляем-ся во внутреннем периметре, — как называл ее отец их владения.
— Смотри, звезды на небе видны! — сказала Вика.
И вправду невидимые облака разошлись, открывая свет от далеких звезд. Часть небосвода была скрыта у горизонта, но и там чувствовалось, что облачный покров отступает.
— Да, как и говорил Степан — следующий этап.
— Что за этап?
— Основная масса теплового воздуха поднялась вверх, остался холодный фронт, и предпосылок для формирования других облаков нет. Поэтому мы снова видим звезды, их бр-р-р, холодный и далекий свет. Теперь процесс общего похолодания ускориться, — мрачно закончил он.
Стареющий серп луны сиял у горизонта, и казалось, с тоской смотрел на родную массу тяготения, вокруг которой она кружилась неисчислимое количество циклов. С другой стороны горизонта подсвечивался орнамент скрытого Солнца, малая толика косых лучей которого все равно пробивалась окольными путями сюда сквозь конус пришельцев.
«Все равно катастрофично мало этого света!» — подумал Горшенин-младший, рассматривая черный диск конуса, свет далеких звезд, все также горящих, но… «мне кажется или на самом деле так?» — мерцания, так характерного для света звезд, проходящего сквозь атмосферу и взаимодействующего с кислородом, почти не наблюдалось.
«Конечно, — пришло горькое понимание этого эффекта, — атмосфера разряжается. Скоро, очень скоро будет трудно дышать, а там…!»
Тут пришло осознание того, что ветра не было, вернее, он стих до таких пределов, что за последнее время та сила, с которой он дул сейчас уже не воспринималась — легкое дуновение сейчас было сродни его полному отсутствию. Оглянувшись кругом, он вдруг осознал какую-то неприятную тишину, постепенно опускающуюся на Землю. Легкий-легкий ветерок, почти неощутимый лицом в виду кусачего, сильного мороза, почти не ощущался. Где-то вдали в лесу потрескивают стволов деревьев и… и больше ничего. Почти полная тишина замиравшей природы на всем окружении их маленького мирка.
«Неужели так все и произойдет? Тихо, незаметно мы заснем и больше не проснемся?».
Вдруг, неожиданно громко в наступившей тишине прозвучал сигнал вызова.
— Вика, у тебя звонит телефон, — напомнил Сергей Вике, никак не отреагировавшей на звонок.
— А? А, точно, — ответила она, доставая телефон. — О! Что-то я не знаю этого номера! Алло?
И услышав кого-то на том конце трубки, перешла на английский язык.
«Интересно, кто это?» — удивился Сергей, местами понимая английские слова, которыми как из пулемета час-тила жена.
Через какое-то время, уже основательно продрогнув и чтобы окончательно не окоченеть, он начал вприпрыж-ку бегать вокруг нее, но она явно не замечала его, слушая кого-то там. В свете уличного фонаря, «хм, надо, на-верное, выключить свет, чтобы не привлекать внимание любопытных!» — подумал он. «Хотя какие любопытные будут шастать сейчас в такой мороз?»