Христиан проследовал в сторону увиденного, и на открывшейся его взору опушке он увидел лежащего человека, из живота которого торчали колья.
— Христ, я столько ждала тебя. Я так волновалась. — Юнна стояла у дверей и смотрела на него широко открытыми глазами. У нее был настолько спокойный, проникновенный голос, что Христиан невольно отшатнулся, но сразу поборол свое смущение.
Она молчала. Он прижал ее голову к себе, и они пошли вверх по ступеням.
Дверь его комнаты оказалась забита гвоздями.
— Мне страшно, — промолвила девушка.
Они спустились за лампадой и гвоздодером. Но едва он принялся за работу, как пламя погасло. Пришлось спускаться за спичками.
— Не оставляй меня одну, — попросила Юнна.
Христиан вернулся. Нашел Юнну. Она сидела в углу, сжав руками колени. Лампады на месте не оказалось. Он поводил руками над полом вокруг, но тщетно. На его вопрос о местонахождении пропажи Юнна не смогла ничего ответить. Он шагнул в ее сторону и задел лампаду ногой. Раздался звук разбитого стекла, запахло керосином. Христиан потянулся за выпавшим из рук гвоздодером и порезал пальцы.
Юнна замотала платком его самую кровоточащую ранку, и они ушли в ее комнату. Христиан почувствовал вдруг полное безразличие к шуткам графа. Он стал скулить и лаять, подражая дворовым псам. У Юнны он увидел огромное зеркало и принялся жадно рассматривать свое отражение, невольно угадывая в зеркальном двойнике черты лица графа.
Она приближает к себе его пораненные пальцы и снимает с них платок… Они катаются в объятиях на полу… Она рвет на нем одежды…
За окном сгущались сумерки. И было тревожно на душе Христиана, взглянувшего на темные очертания сосен.
— Уйдем скорее… мне страшно. — Сказала Юнна и показала рукой в сторону леса. — Там пышные мхи и запах свежей мяты.
Она обвила руками его шею и тело ее задрожало под тонким платьем.
— Раньше я прикрепляла к дверям твоей комнаты траву зверобой, чтобы сберечь тебя от злых напастей… Гертруда убирала все в корзину. Я приказала слугам осмотреть весь дом — никаких дьявольских отметин не найдено. Ганс вытащил откуда-то мертвую жабу, кажется из-под ворот.
— Не говори ничего… Это граф….
— Нет-нет, — перебила Юнна. — Он своими руками спрятал восковую куклу, похожую на тебя и с ней ничего не случится…
— А кто ее вылепил? Зачем?
— Не вырывайся, мне так теплее… Просто издавна повелось лепить куклу гостя.
— Вы забыли о Боге. А меня посвящали дьяволу. Запугивали.
— Ты сам себе все выдумал. Со страха столкнул моего брата, но я не смею тебя обвинить. Я сделала все заклинания… только бы ты не пропал. Я тебя, я тебя…
Она уткнулась лицом в его грудь. Когда они вошли в лес, он увидел, как потемнели ее глаза, как изменился голос, движения.
— Я… я надеюсь спросить тебя, — Христиан прервал затянувшуюся паузу.
— Тише. Нас подслушивают… — она улыбнулась и добавила —…звезды.
Христиану опять показалось, что у молодого ельника, в пяти шагах от него, лежит труп.
— Там, та-ам! Убитый человек. Может Руди…, — выдавил из себя Христиан и с омерзением опустил слипающиеся от крови ладони, не понимая, почему они в крови.
— Здесь никого нет, кроме нас, — пролепетала Юнна. — Ночная мгла таит в себе обманы. Не верь ей. Ты же помнишь Бога. Да? Где твое распятие?
Он помрачнел.
— Ты игрушка и не интересуешься, кто тобой играет Обозлился на невинного графа.
— Я не верю никому. Я ни во что не верю. Если Бог забыл про меня — я не верю ему. Ты от меня что-то хочешь и не откровенна со мной.
Христиан присел и вытирал в траве ладони.
— Они у тебя чистые, Христ.
— Да вот! Опять! Ты разве не слышала вопль?!
— Не бойся…
— Что за тварь там орет?!
— Живут дикие собаки на кладбище Ангелов.
— Ты живешь на острове, тебе нравится по ночам просыпаться от воплей, искать под воротами мертвых жаб, терпеть сумасшествия графа, гулять по кладбищу с собаками? Да? Я что-то упустил?
— Я искала тебя…
Юнна уходила от Христиана, не сказав больше ни слова. Зачем она звала его сюда, чтобы оставить одного?
Она растаяла во тьме.
Юнна входила в гостиную улыбаясь, хотя по лицу скатывались крупные градинки слез. Она расставила пальцы рук, будто страшилась их прикосновения друг к другу.
— Я люблю его, — выговорила она единственную фразу и остановилась в нерешительности.
Она задела еще не зажившей ногой край первой ступени, и была столь раздосадована вновь обретенной хромотой, что стала бросать и разбивать все, попадавшееся под руку. Ее охватил внезапный порыв смеха. Многочисленные зеркала разбивались и сыпались стеклянным дождем. В комнате столпилась вся прислуга.
Природа затаилась в мерцающем свете. Этот свет проникал в дом. Свет струился по комнате, задевая постель и рассыпанные по подушке волосы. Запах мокрых трав, и розы, стоявшие в вазах, наполняли комнату тонким ароматом.
Юнна сбросила одеяло и принялась сдвигать все вещи к дверям. На стене, напротив окна, разыгрывалась пляска теней, а за дверями нарастали шорохи. Юнна с головой накрылась одеялом. С пришествием сна ее тревоги утихли. По комнате разливалась далекая мелодия. Кто-то стоял рядом со спящей совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.
Не проснувшись, Юнна поднимается с постели (может, ощутив рядом пришельца). Вытягивает вперед тонкие длинные пальцы, широко раскрыв глаза, обращенные внутрь, Юнна плавно и бесшумно покидает комнату, разваливая дверные заграждения.
Христиан проснулся от шума, поднявшегося в доме. За окном лил дождь. Крадучись, будто ночной вор, он пробрался в коридор, тускло освещенный лампадой, и затаился в углу.
Сомнений не оставалось — он здесь не один. Дыхание, услышанное им раньше, теперь слышалось все явственнее. Христиан бросился туда, где по его мнению укрылся незнакомец, но оступился и упал.
Между тем, в узком коридорном окне трепетно шумела взмокшая листва. Словно роптала она на участь свою быть пленницей безучастных дождей, словно отчаянно просила — выпрашивала покой.
— Иди ко мне! Открой свою личину! — выкрикнул Христиан. Ему никто не отозвался. Но над собой Христиан увидел склоненную голову с зияющими впадинами глазниц и ушных раковин.
Оборотень вцепился мертвой хваткой в обомлевшего Христиана. Тому удалось вывернуться и схватиться за медный стояк. На спине затрещала одежда. Раздался нечеловеческий вопль. Христиан потерял сознание.
По дому, в истерике, бежала служанка от безмолвного преследователя, спрятавшегося поблизости. Она запирала за собой все двери. Мучимый болями в голове, Христиан двинулся в направлении криков. Он нашел служанку со следами ужаса на лице, схватил за руку и молча потащил вверх по лестнице. Он завел служанку в свою комнату и, прикрыв одеялом, присел рядом, у края постели. Его впервые, за время пребывания на острове, охватило полное равнодушие к происходящему. Христиан задернул шторы от лунного света (дождь уже прошел), зажег лампадку и вернулся к постели. Теперь он понимал, что жизнь его вне опасности, но спал он чутко. Когда приоткрылась дверь, он увидел Юнну. Девушка вошла осторожно, не касаясь пятками пола, и заманчиво улыбнулась ему. Она расположилась рядом с ним и потушила лампадный огонь. Потом она встала и легла на кровать, поверх одеяла. Заметила ли она служанку, Христиан не знал. Он смущенно смотрел в потолок, она — на него. Улыбка не покидала ее прекрасного лица.
Когда он уснул, Юнна подняла над служанкой одеяло и с презрением рассматривала ее тело…
Повеяло скрипичными мелодиями, Юнна встала с постели. Ее ладонь, изящно изгибаясь, скользила по рваной рубахе Христиана.
Деревья гнулись под неистовым ураганом, налепляющем на окна сорванные листья. Послышался грохот свалившихся с крыши досок.
В распахнутое окно Юнна наклонила голову навстречу дождю. Перед домом, завывая от наслаждения, умывался старый лес
Христиан открыл глаза, приподнялся на локти и долго смотрел, как трепещет под ветром ночная сорочка Юнны. Девушка кружилась по комнате, изображая марионеток. Он сжал ее в своих объятиях. Она томно взглянула на него. Из ее губ и глаз выступили мизерные кровинки. Она показала ему потайную дверь в стене.