Он шел, как во сне, где все смазано и скрыто туманом. Шел к выходу, мимо раненых, порой узнавая чье-нибудь лицо, но не останавливаясь. Последнее, что он помнил, был Ив, которого он осторожно потрепал по волосам. Паренек спал, и выглядел маленьким и беззащитным… слипшиеся волосы, безвольно раскинутые руки… эта неподвижная тяжелая нога в гипсе…
Влад сделал шаг в сторону, заступив дорогу медсестре. Девчонка в серых, заляпанных кровью и грязью лохмотьях врезалась в него, как в бетонную стену… вскрикнула от неожиданности и остановилась, испуганно глядя на «Грифа» большими светло-серыми глазами… ну что ему надо?.. ну еще один… щас приставать начнет…
— Принеси ему одеяло, — велел Влад. — Быстро.
56
— Верона, иди сюда, поговорим, — Сандра вытащила руку из-под вороха тряпья и поманила Рон к себе.
Эта рука… она была не рукой старухи, но рукой воина. Вся перевитая жилами; сухие мышцы, точно связанные узлами ремни. Предплечье — шрам на шраме, какие остаются, когда закрываешься рукой от ножа…
Сандра была воином. Это сейчас, скрючившись в комок, чтобы не тревожить больную спину, она выглядела старушкой, но если бы она выпрямилась в полный рост, то возвысилась бы над низкорослыми малолетками, этими «взрослыми» лет двенадцати-пятнадцати, как гора. Два метра(«с хвостиком», как любила она замечать раньше). Даже Влад был на голову ниже. Она помнила, как кто-то из довоенных пошутил насчет нее: как много мировой баскетбол потерял в твоем лице! Тогда-то она и узнала, что была раньше такая игра — баскетбол… теперь любимая игра клана «Чаек»… хотя росту им явно не хватает…
— Иди, иди, — засмеялась Сандра и приобняла подошедшую девушку. — Не хочешь рассказать бабушке Сандре, что у тебя за дела с «Грифом»?
— Брось, Сандра, какая ты бабуш…
— Да ты не виляй, Рон. Не бойся, я твоему Дану — ни слова! — Сандра хитро улыбнулась, глядя на смущенную Рон. Она вовсе не собиралась докапываться до чужих секретов, просто хотела повеселиться. — Ладно, партизанка, молчи. Чем собираешься заняться? А?
— Повезу Ива на слет…
— Не, це не есть карошый мысль, — сказала она с непонятно каким акцентом и снова вернулась к нормальному. — Постреляют вас, как крысят, только выйдете с нейтральной территории. Я тебе предлагаю пожить здесь месяц-другой, пока братца твоего починят. Будешь преподавать в школе?
— Конечно. Я всегда хотела.
— Ну-ну. Пока тебя не переманил этот пострел… ты у нас «Невидимка» теперь, да?
— Ага.
— Любишь его?
— Дана? Да, очень… — тихо сказала Рон, посмотрела на Сандру и встретила внимательный выжидающий взгляд.
— Что-то не так, Рон? — спросила она.
— Дан… он очень добр ко мне, но когда я вижу… с каким удовольствием он издевается над пленниками… и как вопит от восторга, когда они кромсают друг друга на Арене… В такие моменты мне хочется бежать от него подальше… и от всего этого сумасшедшего клана.
— Я понимаю Рон, — Сандра ласково потрепала ее по волосам. — В других кланах тоже есть подобные вещи, поверь мне. Даж здесь тебе было несладко… Тебя же воспитывал старый хиппарь, который не додумался приучить ребенка к реальной жизни…
— Не говори о дедушке таким… тоном, — потребовала Рон. — Он… он был самый лучший. И мне бы не хотелось, чтобы меня воспитывали как-то по-другому. И вообще, если я буду преподавать в твоей школе, я буду учить детей тому же, чему он учил меня. Добру… честности… любви к жизни…
— Дóбре! — прервала ее Сандра и добавила с шутливой строгостью: — главное, не учи их там своему шаманизму!
В душе Рон будто смола закипела. Так и подмывало врезать Сандре со всей силы. По лицу. Чтобы хрустнул сломанный нос и брызнула кровь во все стороны… Жажда чужой боли накатила, как волной, волной кипящей смолы. В мире больше ничего, кроме нее не осталось… Из-за чего тихая Ронка могла так вот вспыхнуть? Ее уже давно не задевали шуточки про шаманизм. Как и любые другие… Что же теперь?..
Чему учил тебя дед, Рон?! Разве такой он хотел тебя видеть? Посмотри: ты, как Дан, сейчас, точно такой Дан, которого ты ненавидишь. Глаза блестят так же — это… восторг… это радость… РАДОСТЬ, неестественная, страшная, это она так пугала тебя, блестя бурлящей нефтью в глазах Влада… и до него — Дениса… когда синь вдруг сменялась чернотой.
…обшарпанные стены, и вывернувшиеся кирпичи… прутья торчат из них, точно переломанные ребра. Кто-то звенит по трубам когтистыми лапками и переговаривается в темноте. По-своему. Тебе, человече, не понять.