Однако и новые эти планы чуть было не рухнули. Реньери, возвращаясь морем в Геную, попал в страшнейшую бурю и лишь чудом избежал гибели.
У Галилея не было недостатка в добровольных помощниках. Много помогал ему Клементе Сеттими, молодой монах, страстный любитель геометрии. Иногда он даже оставался ночевать. Это вызывало нарекания начальства. Тогда, действуя через Никколини, Галилей попытался получить из Рима согласие, чтобы Клементе позволили проводить у него больше времени. Странное ходатайство! Младому иноку, разумеется, не следует ночевать вне обители. Однако генерал ордена не возражал против достаточно частых посещений Галилея. Правда, лишь на словах. Вскоре Клементе услали в Сиену. Разнесся слух, будто на него в инквизицию подан донос.
Сын, загруженный службой и семейными делами, мог помогать Галилею лишь урывками. Друзья же, охотно писавшие под диктовку, зачастую не обладали необходимыми познаниями, чтобы разбирать его старые заметки. Галилей нуждался в постоянном и знающем помощнике. Ему порекомендовали весьма одаренного юношу. Винченцо Вивиани, ученик Клементе, сразу понравился Галилею, и он предложил ему поселиться у него в доме. Между ними установились самые сердечные отношения. Юноша был очень способен к математике. И привлек-то он Галилея тем, что высказал сомнение относительно одной из его теорем. А ведь в философии сомнение — мать открытия, оно прокладывает путь к истине!
Работать с Вивиани было приятно. Галилей диктовал ему продолжение «Бесед и математических доказательств». Под его руководством Вивиани изучал Архимеда. Он боготворил учителя и проявлял редкое трудолюбие, когда разбирал его заметки или приводил в порядок переписку.
Вечерами, устав от работы, они сидели в саду. Галилей рассказывал ему о своей жизни, уносился воспоминаниями в те далекие годы, когда мир его не погрузился еще в кромешную темь и радость бытия не сводилась лишь к наслаждению мыслью.
Фортунио Личети, профессор философии Болонского университета, изумлял Галилея эрудицией и памятью. Если бы вся философия заключалась в знании Аристотеля, заметил он однажды, то Личети был бы величайшим философом мира, ибо у него всегда наготове все его тексты.
Очередную свою работу — а стряпал он их за неделю — Личети посвятил болонскому камню. Минерал, найденный в окрестностях Болоньи, уже много лет волновал умы удивительной особенностью: стоило его подержать на солнце, чтобы потом в темноте он начал источать свет. В свое время Галилей проделал немало опытов с этим минералом. В трактате о болонском камне Личети, хотя и питавший к Галилею уважение, позволил себе среди прочего оспорить и его мнение относительно пепельного света Луны. Галилей объяснял это явление тем, что лунная поверхность отражает свет Земли, залитой солнечными лучами. Личети же уподоблял Луну огромному болонскому камню. Следовательно, пепельный свет Луны ничуть не доказывает, что Земля, подобно другим планетам, светится отраженным солнечным светом.
Отвечать на книжку Личети Галилей вначале не хотел, полагая, что она не заслуживает разбора. Однако шум, поднятый вокруг этой книги, заставлял отнестись к делу серьезно. Личети, мол, опроверг один из существеннейших пунктов в учении Галилея! Находились люди, для которых доводы болонского философа звучали убедительно. Леопольдо Медичи, хотя и счел их пустыми, попросил, однако, Галилея высказаться.
Галилей продиктовал Вивиани пространное письмо. Оно было адресовано Леопольдо Медичи, но предназначалось для широкого распространения. Новая работа Галилея была написана с таким блеском, что даже некоторые пизанские профессора, закоренелые перипатетики, признав поражение Личети, очень ее хвалили.
Но сам синьор Фортунио вовсе не чувствовал себя сконфуженным. Он собирался переиздать трактат о болонском камне вместе с ответом Галилея. Пусть их рассудит мир! Позже Личети выражал надежду, что добьется славы среди ученых людей если и не ценностью сочинений, как Галилей, то хотя бы их числом.
Много лет Галилей поддерживал с Личети переписку и не знал, что тот, услышавши о приговоре, поспешил отнести в инквизицию запрещенный «Диалог» с дарственной авторской надписью.
В Пизанском университете освободилась кафедра математики. Фердинандо соглашался, что нет более подходящего человека, чем Бенедетто Кастелли. Неужели напоследок судьба подарит им такую радость? Галилей горячо советовал своему любимому ученику перейти на службу к великому герцогу. Радужные надежды быстро рассеялись. Урбан не пожелал, чтобы Бенедетто, перебравшись в Пизу, был поблизости от Галилея. Ему увеличили жалованье на двадцать скуди, но предупредили, чтобы он выбросил из головы всякую мысль о перемене службы.