Уланов, предпочитавший делать всё своими руками, не только привил дочери вкус к «началу начал» — к труду, но и советовал ей никогда не надеяться на случай, а доискиваться причины творческих достижений конкретного артиста. Он иронизировал над теми, кто любил разжиться наградами вне зависимости от «честного, бескорыстного, вдохновенного» служения профессии, только полагаясь на «необыкновенное везение». Отсюда глубокое убеждение его дочери:
«Никакого везения нет и быть не может. Есть большая работа. Есть любовь к жизни и умение наблюдать ее, видеть ее бесконечное многообразие, фиксировать свое внимание не на пошлости, не на теневых сторонах жизни, а на всём самом светлом и прекрасном, на том, что так полезно и нужно для твоего дела. И есть равнодушие к жизни и к своей работе, желание, чтобы кто-то со стороны рассказал тебе, «как достичь успеха», разжевал и положил в рот некие «правила обретения мастерства». А ведь таких правил нет… Все мои жизненные и профессиональные наблюдения говорят о том, что первая отличительная особенность артиста — после того как в специальной школе он научился азбуке своего дела — состоит в умении найти свой путь в искусстве, отдавая любимому делу как можно больше от своего сердца, таланта, трудолюбия.
Никакой врожденный талант не может пребывать в неподвижности: либо он развивается благодаря труду, растет и как бы обретает крылья (и вот тогда, наверно, и появляются такие определения, как «гений» и тому подобные соблазнительные, но не очень уж содержательные слова), либо вянет, жухнет, мельчает и, как бесполезно, по ничтожному произволу растрачиваемая волшебная шагреневая кожа, становится всё меньше и меньше».
Сценическая судьба его брата Петра оказалась успешнее. Поступив на сцену Мариинского театра в 1909 году в качестве артиста кордебалета, он сразу показал себя даровитым характерным танцовщиком и в течение двух лет поднялся до положения корифея, а потом и солиста. Его артистическая карьера длилась 20 лет, репертуар насчитывал 34 балета. Дожил он всего до сорока двух лет. По одной из версий, тяжелая болезнь сердца мгновенно сразила его в 1932 году то ли на сцене, то ли на диване в гримерке, после чего комнату назвали «улановской».
Петр Николаевич был женат на Александре Александровне Декомб, которая в 1939 году еще продолжала числиться в балетной труппе Ленинградского театра оперы и балета. В 1930-е годы Галина Сергеевна на среднем пальце левой руки носила подаренное тетушкой старинное золотое кольцо — плоское, с цветочным барельефным орнаментом.
Конечно, Галя не раз выступала с дядей и тетей на Мариинской сцене — и когда была учащейся балетного техникума, и когда стала ведущей солисткой. Незаурядное мастерство Петра Николаевича не прошло мимо ее цепкого восприятия.
Различные свидетельства упоминают сестер Сергея Николаевича Веру и Анну. А выпускницы балетного училища первой половины 1930-х годов Мария и Нина Улановы, видимо, были кузинами Гали.
Если об отцовской семье Улановой кое-что известно, то о материнской нет никаких вразумительных сведений. «Дочь рабочего-машиниста», — написано в личном деле Марии Федоровны. А вот о ее матери даже не удосужились вспомнить. По недоразумению или сознательно?
В начале 2000-х годов в Музей-квартиру Г. С. Улановой на Котельнической набережной пришло письмо из Таллина: «С уважением к Вам пишет Ольга Пескова. Год назад после смерти моего отца я узнала, что моя мама из рода Тухачевских и в роду мамы была великая балерина Галина Уланова. Мама умерла в 2000 году, так и не рассказала историю своего детства. Мама была в ссылке с. Тара Омской области, воспитывалась в чужой семье. Галина Уланова несколько раз приезжала к маме, приглашала в театр. Это всё, что мне известно…»
Это известие можно дополнить двумя штрихами: Тухачевские (репрессированный в 1937 году маршал из этого гнезда) — литовско-белорусский дворянский род, осевший в основном в брянских и смоленских землях и к середине XIX века обедневший.
От маленькой Гали не ускользнула твердость характера матери, которая нивелировалась ее ласковой натурой. Личность Марии Федоровны была удивительным сплавом несокрушимой воли и мягкости. Детство и отрочество Улановой прошли исключительно по материнским «рецептам», хотя и деликатно прописанным, но обязательным для исполнения — «ради маминой любви». Тем болезненнее переживала Мария Федоровна первые годы театральной карьеры дочери, когда ее судьба, подхваченная водоворотом жизни, устремилась к другим берегам.