— Ах, да… — дед порылся и выудил тюбик из белоснежной коробки. — Держи, сам нанести сможешь? Или я могу супругу позвать?
— Не надо!… — начал Куратор.
— Конечно сам смогу, — кивнул я.
— Вы уж нас простите… если чего, — выдавил из себя Куратор.
Смотреть, как краснеет и извиняется представитель органов безопасности, было одновременно и забавно, и жутковато. Забавно — потому что совершенно не ожидаешь его в такой роли, и жутковато — потому что понимаешь, что так он вести себя может только в исключительной ситуации. По сути, мы были в глубоком «тылу» вероятного противника, не сильно дружественной к нам державы, и занимались откровенной разведкой и содействию местным повстанцам.
— Да ну, за что вас прощать, — сказал дед и обернулся на раздетых курьеров. — А про этих хлопцев вы не беспокойтесь. Травкой особой попоим, полежат контуженные пару дней, потом восстановятся — скажем им, что от бандитов спасли, которые тачку ихнюю украли. Про вас к тому времени уже и не вспомнят. Ну, удачи, братцы. Заходите ещё.
— Обязательно зайдём, — кивнул Ильдар Ильдарович.
Быстро натянули снятую с курьеров форму — мне она оказалась великовата, но выбирать не приходилось. Напоследок я бросив взгляд в сторону дома деревенского головы. И не зря — на крылечко вышла Фрузсина — в лёгком платье, с каким-то наивным шарфиком на голове. Возникла мысль подбежать, попрощаться — но надо было торопиться. С грустью я почувствовал, что вряд ли больше увижу эту девушку и вряд ли узнаю, удалось ли мне сделать ребёнка.
Но — партзадание было важнее.
— Как её хоть звали? — спросил Куратор спустя полчаса
Мы уже выехали из сельского микрорайона и мчались по длинному аэродуку над пригородами осаждаемого «квадрата», почти прямо под дождевыми коммуникациями и толстенной орбитальной крышей из криостекла. Я глядел, изогнувшись, в окно и задумчиво втирал в ногу регенерационный гель. Поток машин и флаеров вокруг нас медленно рассосался, и наш фургончик двигался почти один. Картина была мрачноватая — район был когда-то обильно заселён, но сейчас половина разноцветных многоэтажных домишек выглядела заброшенными. На перекрёстках под нами виднелись блок-посты и патрули в странных яйцеобразных броневиках — я не сразу понял, что это машины Ордена Опричников, спецназа Инспекции.
— А? Фрузсина, — отозвался я. — Грустно, что больше никогда не увижу.
Куратор покачал головой и ухмыльнулся.
— Вам радоваться надо, молодой человек. Не многие в вашем возрасте могут похвастаться таким послужным списком. Я вот, например, только в двадцать лет, понимаете.
— Как её звали? — набрался наглости я.
— Кьюн Тхам, — он расплылся в улыбке. — Я вырос в Союзе Эмигрантских Автономий, один из немногих там, кто из коренных в десятом поколении. А её родители — откуда-то из Альянса на ковчеге приплыли, я даже толком не запомнил, что за национальность. Психолог из моего первого училища, занимавшийся трудными подростками. Старше меня на десять лет. А я был… скромным, малообщительным, но, по-видимому, вполне симпатичным парнем. И, собственно, самым приличным и образованным из её группы, хотя и был уличён в воровстве… попытках взлома государственных систем…
— Вы⁈ Уличались⁈ — удивился я.
— А вы что думали? Не будь у меня рыльце в пушку — направили бы меня курировать членов вашего профсоюза?
— И то верно. Ну… и как всё… хм, произошло?
— История не особо примечательная. Нас было пятеро — двое бессарабских эмигрантов, японец, одна бразильянка, такая… весьма полная, и я. Кьюн в рамках исправительно-воспитательной работы пригласила нас к себе в дом в гости на Масленицу — есть такой древний праздник, характеризующийся… приготовлением блинчиков.
— Да, слышал о нём, — кивнул я.
— Ну и, собственно… Потом у нашей бразильянки вдруг оказалась здоровая такая бутылка не то контрабандного, не то местного палёного, как же это называется…
— Коньяка? Виски? — предположил я.
— Бери больше! Кальвадоса. Долго уговаривали Кьюн, в итоге — напились все. Непристойные шуточки, матерки, доходило уже до обнимашек — штрафы в браслетах градом сыпались. Я пил меньше всех, молчал, пару раз вступался за дам. К ночи, когда все уже свалились спать вповалку, я отошёл, простите, в туалет по малой нужде, забыв запереть дверь. Ну и, собственно, вдруг слышу за спиной, как дверь открывается, меня хватают… И прямо там. В общем, как-то скомкано всё вышло, неэстетично. С пьяной. Потом пару месяцев ещё встречались, и я чуть в минус не ушёл из-за штрафов — и она тоже. Пока, наконец, её начальство с куратором не вчитались в логи и узнали о таком грубейшем нарушении субординации. Уволили её с переводом в Магнитогорские купольники, к зэкам, да ещё и из чатов везде удалилась. Потом, когда меня уже приняли на работу в Управление, я нашёл её, она была замужем, и сейчас у неё всё хорошо.