Вторая неделя отпуска пролетела незаметно. Уже через восемь дней стройплощадка превратилась в место торжественной передачи судна от администрации Союза Национальных Автономий клану «Армии Афалины». В присутствии небольшой горстки репортёров, главным образом, наших, челябинских, и посла микронации — сухой девушки-модификантки с короткими волосами, окрашенными в розовый и синий цвета — произносились речи, благодарности, заверения в тёплых дружеских отношениях между народностями. Моё челнок гордо водрузили на нос, пристыковав к новенькой шлюзовой камере. Мы — я, батя, Арсен и Цсофика — стояли в сторонке, вместе с группой одетых в тканые балахоны смуглых ребят, которые разговаривали на странном языке. Одного из них, наиболее пожилого, нам уже представили — это был Кейпна Микала. Не то вождь, не то «король» какого-то племени, проживавшего ранее на крохотной станции на границе Челябинска, но недавно пришедшей в негодность. Мне показалось, что он один более-менее сносно умеет разговаривать на московском секторальном, остальные же то ли не знали язык вообще, то ли хорошо прикидывались.
Впрочем, вскоре я понял, что ошибаюсь — двое из мужиков сильно выделялись габаритами, а примерно к середине один из них подошёл ко мне с отцом, пожал руки и представился густым басом, растянувшись в улыбке.
— Хуан Игнасиевич. А это Веселин Игнасиевич, мой брат.
Я не сразу сообразил, что это те самые спецназовцы — по цвету кожи они весьма напоминали десяток других странно одетых людей.
Наконец, красная ленточка была перерезана, и мы зашли внутрь. Обогнав толпу, я рванул по привычному маршруту к каютам — и обнаружил новенькую лакированную гермодверь, впаянную поперёк коридора, прямо перед лестницей на «балкон». Разобравшись, как её открыть — достаточно было просто поднести браслет — я рванул к каютам. К счастью, мои апартаменты изменения практически не тронули — я заблаговременно собрал все вещи и укрыл полиэтиленом. Выудил гитару и проверил — все струны были целы, и она даже практически не потеряла строй.
— Ну как? — спросил заглянувший батя. — Всё цело.
— Вроде бы всё.
— Грузовой уже смотрел?
— Не-а.
— Пошли.
Спустились в грузовой… и я его не узнал. Сначала мне в глаза ударил свет — прищурившись, я разглядел ряды ярких светодиодных панелей, заменивших нашему племени солнце. Вместо пустой гулкой темноты теперь в отсеке обнаружилось окрашенное в зелёные и жёлтые цвета пространство, напоминающее декорации с театральной постановки. Отсек разделили на три части по высоте. Сверху, где были балкончики, теперь возвышались конструкции — сверху металлические, внизу — деревянные. Мы с батей поднялись по лестнице на верхний уровень, прошлись по коридору — с обоих сторон были хозяйственные отсеки, склады, клетки с какой-то мелкой копошащайся живностью, а дальше — к моему удивлению — старенький, списанный откуда-то, но наверняка исправный медмодуль. Следом виднелся десяток кают — небольших и, вероятно, предназначенных, для тех афалинцев, кто не привык к океаническому образу жизни.
Полинезийцы уже вовсю обживали этот уровень — тащили тюки, одежду, украшенную яркими перьями, какие-то маски, один парень при этом принес и поставил в пустой каюте вполне современную игровую консоль.
Ниже был уровень деревянных хижен, своими крышами упертых в стальной потолок третьего уровня. Там уже кипела жизнь. Полинезийцы разложили газовые костерки — достаточно дорогой атрибут традиционной культуры, выпустили на подстилку перепелок и крохотных обезьян-мармозеток. Между ними сновала робот Наталья Константиновна, то и дело приговаривая:
— Не рекомендуется. Пожалуйста, будьте осторожны. Данный уровень не предназначен для…
— Да уж, — усмехнулся батя. — Похоже, у нее работы хватит.
Затем мы спустились ниже — на самое дно бывшего грузового. Теперь там плескались воды бассейна размером тридцать на пятьдесят метров, обрамленного пляжем с высаженным мультиплодовым кустарником. Там тоже стояла пара хижин, включая большую, видимо, культового назначения, а также одинокая будочка туалета. Выглядело всё немного тесновато, но то, насколько наш невзрачный грузовой преобразился — удивляло.
— А не опасно, бать? — я махнул на бассейн. Если невесомость?
— Не боись, отсек герметичный, автономный полностью. Пошли, вон чего покажу.
Мы прошагали по берегу до конца отсека, и я обнаружил там стальную стену со шлюзовой камерой — достаточно просторной, чтобы в неё мог влезть тот же контрабандный холодильник.
— Они нам оставили грузовой отсек… Негерметичный, восемь метров в длину, сейчас покажу.