Шурка взглянул в другое окно. На улице огненный Ирод гнался за соседской девчонкой. Шурка выбежал из дома, загнал петуха в сарай, поймал его, положил на чурку и тюкнул топором по шее. Вернувшись в дом, он бросил Ирода на стол.
— Ощипывай бандита, — сказал он Стеблю, — а я сбегаю за бутылкой. Выпьем мировую! — Шурка вытащил из кармана кошелек, заглянул в него и крякнул: — Что за черт! На дворе морозно, а в кармане денежки тают.
Галя пришла, едва держась на ногах от усталости: весь день возила на поля прицепы с навозом. И душа ее была не на месте: охотники не вернулись, Виктор не нашелся.
Гале все казалось угрюмым и угрожающим. Небо кипело: одни облака плыли, другие стояли неподвижно, третьи тяжело клубились на месте, сливались друг с другом и снова разваливались. Из них повалил снег. Ветер заламывал ветви берез, сотрясал плетни, дергал скворечники на шестах, гудел, как в горлышке пустой бутылки, в круглых дырочках, пугая воробьев, в скворчиных гнездах.
Дверь оказалась незапертой. Войдя, Галя увидела Тамару. Почему она здесь? Неужели, что-нибудь с Виктором?
— Что, что такое? — Она бросилась к Тамаре и только тут увидела, что лицо Тамарки сияло.
— Галка! Милая! Я выхожу замуж, — проговорила Тамара. — Сегодня ко мне приходил Шура, и мы с ним все сказали маме с папой. Свадьба будет через месяц.
— Поздравляю тебя, рыжая, — засмеялась Галя и обняла ее.
— А мне страшно, — призналась Тамара. — Ведь вся жизнь изменится. Какой-то она будет? И как мне жить?
— Мы сейчас, Тамарка, молоденькие с тобой, а значит… Ну, как бы это сказать?.. Приятные, что ли, милые. И это скрывает все наши недостатки. Понимаешь? Мы нравимся людям. А когда все это уйдет…
— Что — уйдет?
— Ну, молоденькое, девчоночье. Что у нас тогда останется? Что вылезет наружу? Может, мы окажемся пустышками, простыми мещанками? Вот о чем надо думать. Надо оберегать самих себя, как сказал один несчастный человек. Оберегать от мещанства и вообще от всего плохого. Тогда и будет у нас все в порядке.
— А как это все делать? Ну, чтобы по-настоящему жить?
— Не знаю я… Наверное, стараться, чтобы… Ну, работать, что ли, больше думать о жизни, о людях, понять многое, сделать. Понимаешь, чтобы за душой что-то было. Человек должен сам себя создавать, особенно не надеясь на других. Ведь наша жизнь от нас самих зависит.
— Ничего-то у меня нет за душой! — опечалилась Тамара.
— Брось прибедняться. Сейчас ты счастливая, любишь, тебя любят. Нужно только все это сохранить на долгие годы. Так я думаю. Я сама еще зеленая и не знаю жизнь как следует.
Галя тревожно прислушалась. Тетя Настя навалила у окна груду подсолнечных будыльев. Сухая листва шуршала, как стружка, хрустела, трещала, точно по ней кто-то ходил, топтался, плясал. Будылья шумели так громко, что были слышны даже через окно с двойными рамами.
«Что с Виктором? — думала Галя, раздеваясь. — Что с ним могло случиться?»
— Пойдем ко мне ночевать, Галочка.
В огороде что-то дребезжаще громыхнуло, и Галя повернулась на звук. В комнатке он слышался слабо, словно издали, но от этого был еще более тревожным.
— Это бадья, — объяснила Тамара.
Привязанная к палке «журавля» бадья висела в горловине колодца, и ветер иногда гулко бухал ею о заледеневший сруб, как в колокол.
— А Виктора все нет, — вырвалось у Гали, — и охотников нет.
— Он, Галюша, отчаянный. Подался, наверное, в город и гуляет там…
— Нет, ему же сегодня в военкомат. У него и рюкзак собран.
— Найдется, куда ему пропасть.
— Бум, бум-бум! — далеко-далеко громыхнула бадья.
За окном заходил, захрустел кто-то неведомый. Гале представилась темная, смутная фигура, с заложенными за спину руками. Она ходит и ходит взад и вперед.
— Бум! Бум! — опять громыхнуло смутно, потом яснее — Бум!
— Бадью не сняли. Колодец не закрыли, — пробормотала Галя.
— Я сейчас сбегаю, сниму ее, — сказала Тамара, набрасывая на плечи пальто…
Галя замерла, прислушиваясь. Колодезный колокол смолк.
И вдруг под окнами громче зашуршали, затрещали по сухим будыльям шаги, донеслось совсем глухо: «Господи! Господи!». Галя метнулась к двери. Навстречу ей вбежала испуганная тетя Настя.
— Галя, беда! — закричала она. — Виктора нашли. В озере, подо льдом нашли!
Галя бежала во тьме, в лицо лепил снег, кто-то на бегу натягивал ей на голову шапку, набросил на плечи овчинный кожушок. Она услышала голос Тамары. Совала руки в рукава. Споткнулась. Чуть не упала. А снег все лепил в голую шею, в лицо, в глаза. Тьма будто сгущалась и сгущалась…
Во дворе Сараева было много народу, слышались всхлипывания женщин, торопливый говор. Ярко светились окна, в их свет косо бил снег. Тетя Поля, дядя Троша, Веников прижимали к стеклам лица…