Гамаюн не поняла. Но её гордость не позволила ей спросить.
–Еда! – повторил Альбер, чувствуя, что анаконды Амазонии становятся ему всё более и более симпатичны. От них, по меньшей мере, ясно чего ждать. – Хочешь? Ты!
Он даже ткнул в сторону клети птицы пальцем, но тут же убрал. Ему пришло в голову, что она его цапнет – достать могла, если честно, длина когтей и близость птицы к прутьям позволили бы ей это.
–Нет! – отозвалась Гамаюн. – Не еда! Не я!
–Я не буду тебя есть, – на всякий случай уточнил Альбер. – Слушай, я просто хочу…
Он вспомнил, что у него в кармане плаща есть пара бутербродов с ветчиной и решил продемонстрировать. Альбер не имел и малейшего представления о том, что вообще едят птицы, но вряд ли её кто-то кормил, а за пару суток она и подохнуть может. Не воздух же она жива?
Альбер развернул пергаментную бумагу и показал Гамаюн два бутерброда. Лицо её приободрилось, она повела носом, ноздри расширились, впитывая новый, незнакомый пока запах.
–Ам! – сказал Альбер и откусил кусочек от одного. – М…вкусно! Хочешь?
Преодолевая отвращение и страх, Альбер приблизился к прутьям решётки и протянул бутерброд. Гамаюн принюхалась, затем удивительно гибкими кончиками крыльев, вырвала бутерброд и откусила , следуя примеру Албера:
–Ам!
И застыла. Её глаза остекленели и стали ещё холоднее и ещё страшнее. Ярость пришла в её черты. Гамаюн выплюнула сквозь прутья кусок и отползла с клёкотом в сторону, в самый угол клетки. Судя по её рассерженному виду, клёкот означал брань.
–Не вкусно? – расстроился Альбер. У него самого пропал всякий аппетит.
Гамаюн бешено вращала глазами.
–Эй! – Альбер представил, как Шеф сам его посадит в клетку, если птица помрёт или отравится. – Тебе плохо?
–Птица! – выплюнула Гамаюн. – Птица!
Вот тут до Альбера дошло. Он не был гурманом, предпочитая набивать желудок на ходу, лишь бы энергия была. И, конечно, не задумывался о составе поглощаемых блюд. Именно поэтому случилось так, что птица-Гамаюн получила бутерброд с кусочком куриной, то есть тоже птичьей ветчины.
Видимо, это её оскорбило.
–Ой…я не подумал. Я…мы, люди, едим животных и птиц. Но не таких как ты! Тебя не съедят! Что ты вообще ешь? Скажи, я принесу, – умолял Альбер, но Гамаюн повернулась к нему птичьей спиной и не реагировала. – Может, воды? Рыбки? Что ты ешь? Эй…
Бесполезно. Через четверть часа пустых уговоров Альбер не получил никакого результата и сказал, обозлившись:
–Уверен, ты на вкус такая же курица! Захочешь жрать – скажешь!
И проследовал с абсолютным спокойствием за выделенный ему стол, где ещё полчаса раскладывал на лабораторном компьютере пасьянс, не владея никакими другими программами. Все эти полчаса он не поворачивался к клетке, хотя чувствовал на спине своей взгляд.
Расчёт оказался верным. Но не то, чтобы эстетичным. В затылок Альбера прилетела поильная миска, забытая или нарочно ли оставленная для диковинки. Попала Гамаюн метко.
–Снизошла? – обрадовался Альбер. – Ну? Чего желаете?
–Спой мне, – Гамаюн снова сидела у прутьев решётки, глядя холодно и колко на Альбера.
–Чего? – растерялся Альбер. – Не буду я…
–Я без песен умираю, – Гамаюн блеснула глазами.
Альбер чувствовал, что его, похоже, дурят, чутьё полевого сотрудника не давало ему никаких отступлений и надежд. Он видел много диковинок, но без песен ещё ни одна не умирала. Но Гамаюн верно рассчитала: по ней специалиста не было, а это означало, что Альбер будет бояться и покоряться.
–Я плохо пою, – попытался отбиться Альбер.
–Мне всё равно.
–Вот же…– Альбер выругал Шефа, но запел, очень надеясь, что никто и никогда не узнает этой позорной минуты. – М…Неприкаянный дух тревожен,
В ночной тиши покоя мне навсегда нет.
Каждый мой шаг на земле осторожен,
Иначе останется выжженный след.
Пел Альбер плохо. Гамаюн закатила глаза, но стоически дослушала куплет. Затем снова отвернулась, но ненадолго…
За следующие часы Альбер успел: преодолевая многолетний страх почесать ей пёрышки (а как же – иначе ей неприятно!), заплести её на хвосте косичку, затем расплести её, потому что ей не понравилось, и она «может умереть от горя», принести ей воду, вылить воду, потому что ей не нравится вкус воды, принести ей газировки, затем кофе, которого она хотела попробовать и от которого, клокоча по-птичьи ещё полчаса отплёвывалась…
А ещё почитать ей сказку – «иначе я не усну и умру от бессонницы», открыть форточку – «мне не хватает воздуха», закрыть форточку – «застудишь!», включить увлажнитель воздуха – «душно», выключить увлажнитель – «мокро!» и ещё тысяча и одна поручений, из-за которых Альберу пришлось сделать уборку раза три, передвинуть стол – «угнетает мой взгляд и я могу умереть от тоски» и окончательно устать.