Рот Иби был раскрыт. Она стала его открывать и закрывать, будто рыба, выброшенная на берег, не в силах вымолвить ни слова.
— Не может быть, — выдохнула наконец-то она.
— Может. Они обсуждали это вдвоем, не думая, что я их подслушиваю.
— Почему Мехилар сразу тебе не признался?! Почему он вообще был против сказать тебе все?!
— Ты заслуживаешь нормальной жизни, Ламара, — передразнила я его. — Кроме того, когда он собирался сказать мне об этом, я начала сближаться с Эртаном. Он решил, что его признание будет выглядеть, как жалкая попытка вернуть мое внимание, поэтому решил молчать. Но больше всего меня злит, что он хотел найти убийцу моих родителей сам и расправиться с ними! Лишить меня главной цели!
— У меня все это не укладывается в голове, Лами, — тихо вымолвила сестра.
— У меня тоже.
— Поэтому ты сцепилась с Мехиларом?
— Это меньшее, что я готова была с ним сделать. К сожалению, его раны быстро затягиваются, даже его сломанный нос так и не смог доставить мне удовольствия.
— Ты сломала ему нос? — сестра прикрыла рот ладонью.
Я хмуро посмотрела на нее.
— Я его выкинула в окно. Как ты думаешь?
— О, боги! Своей магией?
— Да. Он молча наблюдал за моими терзаниями. Этот человек видел, что меня к нему тянет и что я из-за этого себя ненавижу! Решил проявить благородство и молчать, только вот чести в этом никакой!
Иби помолчала несколько минут, переваривая услышанное.
— А ты бы поверила ему, если бы он тебе сказал, что не убивал Хамара и Далию? Всю жизнь тебя учили совсем другому. Ни то что ты, весь мир считал, что Серебряного Стражника и Целительницу убил король Раксарана. Смогла бы ты поверить в его признание? Без доказательств.
Слова сестры меня заставила задуматься.
Скажи мне Мехилар правду в день нашего знакомства, я бы презрительно рассмеялась ему в лицо и даже сочла трусом. Даже спустя время, когда между нами зародилось желание обладать друг другом и, возможно, в глубине души, нежные чувства, я бы все равно не поверила в это. Потом появился Эртан, который стал мне опорой. В купе со знанием того, что приказ убить меня был написан Мехиларом, я бы действительно, подумала, что это попытка вернуть меня в свою постель и отдалить от ассасина. Разумеется, я бы не стала слушать его. А вот в тот день, когда она мне сказал, как получил свой шрам… Возможно, тогда бы я поверила. В тот вечер он предстал передо мной в другом свете, обнаженным, беспомощным, смертным, простым. Я строила много теорий относительно того, как он потерял глаз, и одна была эффектнее другой, но все они сводились к тому, что это след его мужества, чести и достоинства. Я всегда была уверена, что он был ранен в ожесточенном бою с дикарями, нечистью, богами или другими опасными врагами. На деле все оказалось не так. Как и говорил Мехилар, это шрам стал для него шрамом позора, самым низким и бесчестным ранением. Признайся мне он тогда, я бы смогла в это поверить. Да, я бы была зла и обескуражена, но видя, как она сам себя терзает за свои ошибки, за те «Кровавые недели» и за убийство женщины с ребенком, я бы не стала сомневаться в его словах. Мне бы пришлось выудить из него каждую деталь, крупицу сведений, любую зацепку, чтобы найти убийцу, но главное – я это узнала бы от него. Мне больше не пришлось бы презирать себя и еле удерживаться от желания плюнуть в свое отражение. Я бы не чувствовала себя предателем. Монстром, которого влечет к тому, кто повинен в смерти ее самых близких людей.
— Сразу бы не поверила, — призналась я, — но был момент, когда он мог мне об этом сказать, и я бы прислушалась.
— Тогда не вини его. Да, у тебя есть полное право на него злиться, и даже избить, но в таком не так-то легко признаться, тем более человеку, который небезразличен. Постарайся остыть, привести свои мысли в порядок и поговори с Мехиларом еще раз. Тем более, Ламара, у вас впереди сложная дорога. Неизвестно, что вас еще ждем в Междумирье. А вот с Тэктоса я спрошу! — Иби была рассержена.
Я усмехнулась.
— Оставь Тэктоса. Он бы не признался тебе в этом даже под пытками, потому что дал обещание не просто своему королю, а другу. Он даже сам хотел рассказать мне об этом, но Мехилар разозлился и Тэктос сказал, что будет держать язык за зубами. Да и к тому же, твой любимый никак не мешал мне вершить суд. Я избивала короля, а он смотрел. Стражникам тоже не разрешил ко мне прикасаться, так что я на него не в обиде.