А потом мои родители умерли и мы совсем перестали общаться. И вот мне сообщили о наследстве, и я совсем сюда не собирался. Но однажды мы страшно разругались с женой. Я сел за руль и поехал. Доехал, посмотрел на запустение, в которое всё пришло за полгода без хозяина. Сделал несколько фото для объявления о продаже и поехал обратно. А дома застал жену пьяной в постели с другим мужиком. Она потом пыталась объяснить, что просто пошла в бар и перебрала с алкоголем, а он воспользовался её состоянием. Но я так и не смог этого принять. Пойти в бар — это был её выбор. Количество выпитого алкоголя — тоже её выбор. Да и в тот момент, когда я зашёл, она совсем не производила впечатления бесчувственного тела. «Ещё, быстрее, не останавливайся» — не кричат по принуждению.
В общем, я тогда психанул и поехал к другу. Утром заехал объясниться с женой. Подали на развод в тот же день. Пока шёл месяц законной отсрочки, жил у друга, забирал у жены свои вещи частями. Что-то продал, что-то раздал, с собой взял самое необходимое. А к моменту получения свидетельства о разводе уже уволился с работы и в один день стал свободнее, чем ветер. И приехал сюда.
Я приехал сюда и просто начал жить: мыть полы, протирать пыль, разгребать хлам. А потом стали появляться постояльцы. Сначала один-два, потом больше. А в первый дождябрь здесь пережидали дождь сразу восемь человек. Тогда и появилось большинство традиций — номер для новобрачных, номер для тех, кто давно в браке. И номер для постояльцев с животными тоже с тех времён.
Дождь тогда шёл неделю. А когда он закончился, все разъехались. А я остался один в пустом доме. И понял, что я его никогда не продам и никогда никуда не уеду.
Самое сложное было в первую зиму. Пришлось полностью переделать систему отопления номеров, но я справился. А вот с водоснабжением так ничего и не придумал. Те, кто в первый раз приезжает, обычно удивлены отсутствием горячей воды и тем, что воду надо приносить вёдрами. Многие не возвращаются, но есть и те, кто находит в этом особый колорит и специально приезжает сюда хоть на сутки раз в год.
А ни одной женщины у меня с тех пор не было. Почти не было. И мне казалось, что у меня появилась гаптофобия (боязнь прикосновений, проще говоря). А сегодня взял тебя за руку и не почувствовал отторжения. Ты прости меня, я просто слишком одичал здесь, я завтра всё объясню...
Второе дождября. Продолжение
— Артём? — позвала Марина.
Он не ответил. Она погасила бра и встала, подошла к его кровати, наклонилась и послушала, как он дышит.
— Я тебя вылечу, обещаю...
Она поцеловала его в лоб и, сняв с себя халат, укрыла его.
Отойдя от кровати, посмотрела на отражение себя голой в тёмном стекле окна, провела руками по телу, покружилась на месте и вышла из номера.
Ей было странно ходить одной, без Артёма, да ещё и в чём мать родила. Она спустилась вниз, сварила себе кофе, потом с чашкой в руках прошла в теплицу и долго пила кофе, глядя на струи дождя над головой.
Вернувшись на кухню, помыла чашку и вернула всё на свои места. Прошла по холлу, посмотрела на шахматы, заметила барометр над бюро — стрелка показывала «дождь». Она улыбнулась. Ещё раз увидела отражение своего тела в окне гостиной и осознала, что расхаживает голой. Зашла в комнату, служившую гардеробной, и выбрала себе платье. Утром оно показалось ей слишком скромным, а сейчас она нашла его вполне уместным — и на роль ночнушки, и на завтра.
Вернувшись в гостиную, снова посмотрела на своё отражение в окне и услышала щелчок. Обернувшись, увидела: стрелка барометра встала на «Ясно».
— И мне всё ясно. Ясно и немножко грустно.
Она поднялась в номер, легла на свою кровать и забралась под одеяло. В голове было ясно, а спать не хотелось. Она долго лежала и слушала перестук дождя и ритмичное тиканье будильника.
«Странно, — подумала она. — Как быстро это место стало... домашним. Два дня назад я мчалась по дороге, не зная куда. А теперь вот лежу в чужом платье под чужим одеялом, и это кажется самым естественным на свете».