Она провела рукой по простыне — грубоватой, постиранной в жёсткой воде.
«Он спит там, за два шага. Девять лет никого не подпускал ближе, чем на вытянутую руку. А сегодня водил меня за руку и один раз обнял».
Дождь за окном вдруг стих — всего на одну секунду. А потом хлынул с новой силой.
Марина повернулась на бок, чтобы видеть его.
«А вдруг он тоже лежит с открытыми глазами и притворяется, что спит? Считает капли дождя?»
Капли стучали. Будильник тикал.
«Ясно...» — вспомнила она стрелку барометра.
«Нет, не ясно. Ничего не ясно. Кроме одного — я рада, что пошёл дождь и я укрылась здесь».
Она закрыла глаза. А дождь барабанил в стекло, отмеряя секунды, которые стекали, как время, каплями вниз.
Завтра будет новый день. Возможно, солнечный. Но сейчас, в этой тёмной комнате, под аккомпанемент дождя, Марина впервые за долгое время чувствовала себя не психологом, не взрослой женщиной, а просто человеком. Человеком, который хочет, чтобы этот странный, очищающий дождь длился как можно дольше.
Третье дождября
Будильник загремел ровно в шесть утра. Артём выключил его и сел на кровати, скинул с себя халат Марины, с удивлением разглядывая его. Посмотрел на Марину. Она крепко спала.
«Пусть спит, не буду будить голую женщину».
Он обулся, прошёл в ванную, ополоснул лицо — традиционно трижды. Вышел, аккуратно придерживая дверь. Через пять минут вернулся с двумя вёдрами воды, прошёл и наполнил душевой бак. Делать это тихо с ведром в каждой руке было нетривиальной задачей.
На пороге он обернулся проверить — не разбудил ли Марину. Заметил, что с неё сползло одеяло, открыв её по пояс, а ещё — что она одета. Облегчённо вздохнул, поставил вёдра, подошёл, поправил одеяло и подоткнул, чтобы не сползало, забрал вёдра и вышел.
— Доброе утро, — элегантно спускалась по лестнице Марина. — Который сейчас час?
— Время завтракать, — ответил Артём, отвлекаясь от шахматной доски.
— А что сегодня на завтрак?
— Поридж с земляникой… — Артём выдержал паузу, — опять не завезли. Ближайшая поставка продуктов будет после дождя.
— Я согласна на яичницу, как вчера!
— Вот и готовь, как вчера. Теперь ты знаешь, что где.
— С удовольствием! И кофе нам сварю.
Артём одобрительно кивнул и вернулся к решению шахматной задачи.
Марина подошла к нему и присела на корточки напротив.
— У меня такое чувство, что у нас вчера что-то было.
— Я вчера уснул во время «исповеди». А утром один готовил хлеб.
— И ты на это за меня злишься?
— Да не злюсь я.
— Да я вижу, — Марина хлопнула его ладонью по колену. — Я виновата только в том, что под впечатлением от твоего рассказа долго бродила по твоему замку, обдумывала, анализировала. Платье вот себе нашла. — Она встала и покружилась. — Как тебе?
— Платье хорошее, просто именно с этим платьем у меня плохие воспоминания. А на то, что проспала, я совсем не злюсь — ты в своём праве, ты на отдыхе и сегодня воскресенье.
— Прости, я не знала про платье, — Марина сделала несколько движений, и платье упало на пол. Она, нисколько не смущаясь, нагнулась и подняла его, а потом развернулась и стала подниматься по лестнице. — Сейчас переоденусь и приготовлю нам завтрак.
Прошло минут пятнадцать, когда она вернулась, завёрнутая в полотенце. На теле блестели капли воды.
— Я решила, что надо с себя смыть даже запах этого платья. А после завтрака мы вместе выберем мне одежду на сегодня. Ты не против?
— Вот только переодеваться при мне не надо, ладно? У нас теперь отношения доктор — пациент, если ты забыла.
— Я помню, — сказала Марина и прошла на кухню.
— Артём, иди завтракать, — позвала она через некоторое время.
Артём молча пришёл, посмотрел на стоящие рядом тарелки и переставил свою на другой конец стола.
— Давай всё-таки держать дистанцию.
— Давай, — согласилась она.
Дальше ели молча.
После трапезы она собрала тарелки и принесла чашки, налила кофе.
— Расскажешь историю платья?
— Есть с ним одна история… — Артём задумался. — Отложим рассказ до вечера? А то у меня темы для исповедей закончатся.
— Отложим, — охотно согласилась Марина. — Расскажешь мне про свой импринтинг.
— Про что? — удивился Артём.
— Импринтинг. Термин в психологии. Простыми словами — это якорение, привязывание сильных эмоций к вещам, местам, песням.
— А, это вот так называется?