— Ты то здесь при чем вообще?!
— Я неплохо сошелся с Алексеем, позвоню ему, решим, как поступить. Ты посидишь в машине. Что-то мне подсказывает, что сегодня в доме Александровских будет слишком много оружия. Даже не смотря на то, что я уверен, что ты свое не используешь…
— Что?! — хватаю его за локоть и разворачиваю на себя, — О чем речь?!
Алекс уже открыто усмехается, но глаза пылают злостью.
— А ты думала, что одна такая умная?! Куда по-твоему поехал твой Костя?
Старший сын Александровского живет за городом, у него две дочери-погодки, и, как говорила Адель, это был самым нормальным решением из всех. К тому же Женя, опять же по словам Адель, любила природу, а городской шум напротив ненавидела. Она ценила уединение. Вообще по рассказам, девушкой Женя была вполне нормальной. Тихая, скромная, добрая — я все фыркала про себя, негодовала, но рационально принимала и то, что в каждой семье бывают свои исключения. Не даром же существует поговорка «в семье не без урода», только в ее случае оказалось наоборот. Женя была единственным светлым пятном в семейном древе Ревцовых, и да, так бывает.
— Я не собиралась ей угрожать, — зачем-то говорю я, хотя до этого мы ехали в тишине и, кажется, обоих это устраивало.
Алекс хмыкает, нажимая на поворотник, а я смотрю на его профиль и хмурюсь. Не верит?
— Ты мне не веришь?
— Зачем тогда нужен был пистолет? И я даже спрашивать не буду, откуда он у тебя вообще взялся, твою мать.
— Шокирован?
— А сама как думаешь?
— Моя семья тот еще ящик с приколами, и так как я росла в…кхм, необычной среде, не знаю даже, что тебе ответить.
— Если ты думаешь, что твоя семья — это ящик с приколами, ты еще не знаешь о моей.
Неожиданно. Я наклоняю голову на бок, пытаясь разгадать смысл фразы, спрашивать то смысла нет, и мне это известно. Но если это внезапно брошенная «правда» меня удивила, то то, что произошло дальше и вовсе повергло в шок.
— Я ненавижу своего отца за то, что случилось с моей мамой. У меня есть братья и сестры, но с ними тоже не складывается. Я не могу простить им того, что они простили его, — бросив на меня взгляд, он пожимает плечами, — Видишь? Не у одной тебя в семье творится хрен знает что. Я не люблю об этом говорить, потому что не хочу вспоминать все то дерьмо, которое было, а его было очень много. У нас нет любви или тепла, в кругу семьи мы вынуждены выживать.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Потому что ты сможешь понять.
Снова замолкаем, а я обдумываю услышанное, но ярче всех остальных мыслей бьет другая — он со мной поделился.
«Он впустил меня дальше! Он сделал это!» — я так счастлива сейчас, как не была очень давно. Улыбаюсь, рассматривая свои коленки, а потом признаюсь, потому что он сможет понять.
— Это был план "Б", — достаю Глок и слегка им мотаю, — А его мне подарили на день рождение. Хан, кстати.
— Какой…хороший подарок.
— Я люблю стрелять, у меня даже разряд есть.
— Серьезно?
— Ага, — слегка усмехаюсь, кладу оружие себе на колени и пожимаю плечами, — После того, что случилось, мама у меня совсем чокнулась. Записала меня на всякие боевые кружки, включая стрельбу.
— А план "А" достать взрывчатку на черном рынке?
— Зачем на черном рынке? — усмехаюсь, переведя взгляд на лобовое, — У меня она хранится в левом кармане сумки вместе с героином.
— Ха-ха.
Снова замолкаем, но теперь без напряга. До этого обстановка то была так себе, и оно понятно. За сегодня обо мне узнали столько, сколько не знали за все время моего пребывания в Москве — и эти открытия могли шокировать кого угодно.
— Ты не виновата, — неожиданно говорит, и я бросаю на него короткий взгляд.
Благодарна за то, что Алекс на меня не смотрит вообще. Он словно понимает в какое состояния вгоняют эти «гляделки», и сейчас делает так, как для меня будет лучше. Я действительно за это благодарна, но не за его фразу. Ее я отметаю беспощадно.
— Не будем это обсуждать.
— Ты была ребенком.
«А вот и «как я хочу» подъехало…» — вздыхаю, но Алекс игнорирует, продолжая.
— …Ты многого не понимала и…
— Я остановлю тебя сейчас, — твердо перебиваю, и снова поворачиваюсь на него, — Я все понимала всегда, потому что знаю, кто моя семья.
— Охотно верю, котенок, но я говорю не об этом. Знать и понимать — вещи разные. Я говорю о том, что ты многое не понимала.
Тут мне парировать нечего, потому что, наверно, он был прав. Я не сказала бы, что когда-то относилась к запретам серьезно. Я даже сейчас не отношусь, а тогда…Я знала, что нельзя ходить без охраны, знала, что у мамы проблемы на работе, но…понимая все равно не было. Как будто все несерьезно. Алекс считывает мое молчание и кивает.
— А-га. В том возрасте ни к чему серьезно не относишься.
«Он что мысли читает?!» — вспыхиваю, чем вызываю смешок.
— Нет, я не читаю мысли.
— Ты издеваешься?!
— И в чем состоял план? Ты хотела сплавить Александровского, чтобы он не мешал тебе угрожать его невестке?
— Я же сказала, что не собиралась ей угрожать…сразу! — цежу сквозь зубы, а он улыбается, но молчит — ждет, и я вздыхаю, решаясь приоткрыть завесу тайны, — План состоял в том, чтобы показать ему, что я не похожа на маму — это первое, а второе — натравить его на их папашу. Я хочу разрушить их семью до основания, как они разрушили мою. Мне это не под силу, и я это понимаю, тогда родилась идея: почему бы не натравить одного гандона на гандона поменьше, если я могу себе это позволить? И я сделала. Все.
— Не боишься отхватить за это?
— За что? — притворно сладко хлопаю ресницами, на что получаю скучающий взгляд.
— Ты поняла за что. Он оказывает тебе услугу, и если он тебя хочет, понимаешь, что потребует взамен?
— «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут.»
Вопрос и ответ звучит как раз когда мы останавливаемся у огромного, светлого особняка, так что теперь он может смотреть на меня, не подвергая наши жизни опасности. Смотрит, я это чувствую, но не отвечаю ему — сейчас меня волнует другое. Я придвигаюсь к торпеде и сразу узнаю машину Алексея, а дальше по улице и машину Кости.
— Твою мать!
Кажется мы опоздали…
Глава 16. Вдвое сложенный листок. Амелия
17; Июнь
Когда мы попадаем в зал — все плохо. Все очень-очень-очень плохо.
Хан оттеснил Алексея в сторону, и тот, пусть и пытается храбрится, но видно, что напуган видом моей «Мери Поппинс», которая к тому же еще и вооружена. Но центром этой мизансцены они не являются, это лишь так, затравка, а основное блюдо там, где ему и полагается быть. В центре большой гостиной стоит Костя собственной персоной и держит на мушке Михаила. Даже не так, он упирает дуло ему в голову, а сам смотрит в глаза Евгении, которая жмется к мужу белее тонкой простынки.
— Ты что творишь?! — повышаю голос, делая шаг в сторону этого кошмара, но Алекс тут же хватает за локоть и заводит меня чуть за себя, шипя.
— Ты вообще должна сидеть в тачке, не лезь!
— Я сказал тебе быть дома! — тут же добавляет Костя, но я фыркаю, полностью игнорируя Алекса, да и Костю тоже.
— Какого хрена ты вытворяешь?! Опусти пистолет!
— Не лезь, твою мать! — рычит Костя, — Она скажет мне все, что я хочу знать, или влезет в мою шкуру. Знаешь какого это лишиться того, кого любишь? Нет, Евгения Валерьевна? Узнаешь.
Михаил напрягает плечи так, что становится в несколько раз больше, а потом тихо и четко произносит, пока его жена пребывает в секунде от абсолютного нервного срыва.
— Вы сейчас уйдете из моего дома, и я сделаю вид, что ничего этого не было.
— Ты сделаешь вид?! — усмехается, упирая дуло точно промеж глаз Михаил и с силой надавливая им.
От этого я теряю дар речи, а Евгения начинает трястись, хватаясь за пиджак своего мужа. Не представляю в каком диком шоке она сейчас пребывает, и это просто кошмар! Нет, такого я точно не планировала! С позиции силы тут решить что-то не вариант, но никто никогда меня не слушает, поэтому и получается вот такая вот адская кринжатина…