Форт стоял темной, подсвеченной факелами громадой вокруг него. По стенам теперь были выставлены их собственные люди и иногда раздавались оклики караульных; хотя сегодняшней ночью каждый факел у ворот был зажжен и звуки смешивались, смех и нарастающие голоса доносились со стороны главного зала.
Расстояние должно было все упростить, но тянущая тоска только усилилась, и он поднялся на крепостную стену с бойницами, распустил солдат, которые стояли на карауле на этом участке, и положил руки на холодный камень, дожидаясь, пока чувство утихнет.
Он уйдет. Он уйдет, и это будет к лучшему. Он выедет рано утром и пересечет границу до полудня. Не будет нужды в лишних словах: когда заметят его отсутствие, Йорд доложит о его уходе Лорену. Виирийцы возьмут на себя обязанности следить за системой, которую он установил здесь, в форте. Для этого он и создал этих людей.
Утром все будет просто. Йорд, думал Дэмиен, даст ему время пройти мимо разведчиков Лорена до того, как сообщит, что Капитан безвозвратно исчез. Он сосредоточился на прагматичных реалиях: лошадь, припасы, путь, на котором он сможет избежать разведчиков. Сложности обороны Рейвенела были теперь вопросами других людей. Борьба, с которой они столкнулись в последние месяцы, не была лично его. Он мог оставить это позади.
Его жизнь в Виире, человека, которым он был здесь — он мог оставить все это позади.
Послышался звук шагов по каменным ступеням; Дэмиен поднял голову. Стена с бойницами тянулась к южной башне — каменный крытый проход с амбразурами по левой стороне, между которыми горели факелы. Дэмиен приказал освободить этот участок. По витой каменной лестнице поднимался тот единственный человек, который мог нарушить этот приказ.
Дэмиен смотрел, как один, без присмотра, Лорен, оставивший свой собственный праздник, чтобы найти его, последовал за ним сюда по стертым ступеням на крепостную стену. Лорен устроился рядом с ним — естественное, ненавязчивое присутствие, которое заполнило пространство в груди Дэмиена. Они стояли на краю форта, который выиграли, сражаясь бок о бок. Дэмиен постарался придать голосу разговорный тон:
— Знаешь, рабы, которых ты подарил Торвельду, стоят почти столько же, сколько люди, которых он тебе предоставил.
— Я бы сказал, абсолютно столько же.
— Я думал, ты помог им из сострадания.
— Нет, ты не думал, — ответил Лорен.
В вырвавшейся у Дэмиена усмешке было мало веселья. Он посмотрел в темноту за факелами, в невидимый простор юга.
— Мой отец, — сказал он, — ненавидел Виирийцев. Он называл их трусами, лжецами. Он учил меня верить в это. Он был прямо как один из этих приграничных лордов, Туар или Македон. Жаждал войны. Могу только вообразить, что бы он подумал о тебе.
Дэмиен взглянул на Лорена. Он знал природу своего отца, его убеждения. Он точно знал реакцию, которую бы вызвал Лорен, если бы оказался перед Теомедисом в Айосе. Если бы Дэмиен заступился за него, попытался бы заставить отца посмотреть на Лорена, как на… он бы не понял. Сражайся с ними, но не доверяй им. Он никогда не противостоял отцу в чем бы то ни было. Дэмиену это было не нужно, потому что их ценности так совпадали.
— Твой собственный отец тоже гордился бы тобой сегодня.
— Потому что я взял меч и надел плохо сидящую на мне одежду брата? Уверен, он был бы горд, — ответил Лорен.
— Ты не хочешь трон, — сказал Дэмиен, внимательно рассматривая лицо Лорена.
— Я хочу трон, — ответил Лорен. — Ты, правда, думаешь, после всего, что видел, что я избегаю власти или шанса обладать ей?
Уголки губ Дэмиена приподнялись:
— Нет.
— Нет.
Отец Дэмиена правил мечом. Он сплотил Акиэлос в единый народ и с неистовой заносчивостью использовал новую мощь этой страны, чтобы расширить ее границы. Он снарядил северную кампанию, чтобы вернуть Дельфу своему королевству после девяноста лет Виирийского правления. Но это было больше не его королевство. Его отец, который никогда бы не стоял внутри Рейвенела, был мертв.
— Я никогда не задумывался о том, как мой отец видел мир. Мне было достаточно быть сыном, которым он мог гордиться. Я никогда бы не стал плохо вспоминать о нем, но впервые я понял, что не хочу быть…
Королем, каким был он.
Было бы оскорблением сказать такое. И все же, он видел деревню Брето, жертву агрессии, вырезанную Акиэлосскими мечами.
«Отец, я могу победить его» — сказал он тогда и выехал, и возвратился героем; его броня была снята слугами, его отец приветствовал его с гордостью. Дэмиен помнил ту ночь, помнил все те ночи, возбуждающую мощь захватнических побед его отца, одобрение, когда успех следовал за успехом. Дэмиен не задумывался о том, как это разыгрывается на другой стороне поля. Когда эта игра началась, я был младше.