Они остановились на набережной. Внизу, метрах в трех, о камни плескалась вода. Джентри оглянулся, — вокруг никого не было, и он тихо спросил:
— Ну, что дальше, профессор?
— Отличный вопрос. У вас есть какие-нибудь предложения?
— Ваша беседа в Вашингтоне в субботу имеет какое-нибудь отношение к тому.., что мы обсуждаем? — поинтересовалась Натали.
— Возможно, — уклончиво ответил Сол. — Но я буду знать об этом только после беседы. Прошу прощения, что не могу сказать ничего более конкретного. Тут затронуты.., родственные отношения.
— А как насчет того парня, который за мной гонялся? — спросил Джентри.
— Да-да, — вспомнил Сол. — Вам что-нибудь сообщили о нем из ФБР?
— Нет, абсолютно ничего. — Шериф покачал головой. — Автомобиль был украден в Роквилле, штат Мэриленд, пять месяцев назад. А с мертвецом еще хуже — никаких следов, по которым его можно было бы опознать. Ни отпечатков пальцев, ни зубоврачебных карт челюстей — ничего.
— Так часто бывает? — спросила Натали.
— Почти никогда. — Джентри поднял камешек и бросил его в воду. — В теперешнем обществе все люди попадают в какие-то списки, архивы и прочее.
— Возможно, ФБР не очень старается, — заметил Сол. — Вы это предполагаете?
Джентри кинул еще один камешек и пожал плечами. В ресторане он был в коричневых брюках и старой клетчатой рубашке, но перед тем как им отправиться на прогулку, вытащил из багажника свой мешковатый китель и ковбойскую шляпу с пятнами пота на тулье и теперь снова выглядел типичным шерифом-южанином.
— Не думаю, что ФБР может прибегнуть к услугам какого-нибудь полуголодного уличного придурка вроде этого, — пробурчал он. — А если он не работал на них, то кто все-таки его использовал? И зачем ему было убивать себя? Почему он так боялся ареста, что предпочел смерть?
— Примерно так действовал бы оберст, если бы он использовал кого-нибудь, — сказал Сол. — Или мадам Фуллер — это было бы более вероятно.
Джентри кинул еще камешек и, прищурившись, посмотрел на огни форта Самтер милях в двух от них.
— Да, — согласился он, — но все равно тут какая-то бессмыслица получается. Ваш оберст никак не может интересоваться мной... Дьявол, ведь я даже ничего не слыхал о нем до того, как вы рассказали свою историю, Сол. А если миз Фуллер беспокоят те, кто за ней гоняется, ей бы лучше заняться патрулями автоинспекции штата, горотделом по делам убийств и ФБР. Ведь у этого придурка в бумажнике ничего не было, кроме моего фото.
— У вас оно с собой? — спросил Сол. Джентри кивнул, вытащил из кармана фотографию и отдал психиатру. Сол отошел к ближайшему фонарю, чтобы получше рассмотреть.
— Интересно, — сказал он. — Тут на заднем плане виден фасад муниципалитета округа!
— Ага.
— На этом снимке есть что-нибудь, что может подсказать, когда его сделали?
— Да. Видите вон тот кусочек пластыря у меня на подбородке? Я бреюсь опасной бритвой своего отца — она когда-то принадлежала его отцу, — но я не очень часто ею режусь. Однако в прошлое воскресенье все же порезался — Лестер, один из моих помощников, позвонил мне рано, очень рано в то утро. И я почти весь день ходил с этой нашлепкой.
— То есть в воскресенье? — уточнила Натали.
— Да, мэм.
— Значит, тот кто интересуется вами, сделал этот снимок в воскресенье, а потом некто стал преследовать вас в четверг, — сказал Сол. — Похоже на тридцатипятимиллиметровый объектив?
— Точно, — кивнул Джентри.
— Можно мне взглянуть на фотографию? — Натали взяла снимок и с минуту разглядывала его при свете фонаря. — Тот, кто его делал, пользовался встроенным экспонометром... Видите, экспозиция вот здесь, где солнце отражается на двери, больше, чем на вашем лице. Скорее всего, у него была двухсотмиллиметровая линза. Это довольно большой размер. Проявляли снимок в частной, а не в коммерческой фотолаборатории.
— Откуда вы знаете? — удивился Джентри.
— Видите, как обрезана бумага? Слишком небрежно для коммерческой лаборатории. Не думаю, что ее вообще обрезали... Потому я и полагаю, что объектив длиннофокусный. Но печатали второпях. Домашние лаборатории, в которых можно работать с цветными фото, сейчас — вполне обычное дело, но если у вашего оберста или миз Фуллер нет знакомых с такой лабораторией, они сами не могли бы обработать ее. Вы недавно видели кого-нибудь с автоматическим фотоаппаратом, имеющим такой вот объектив, шериф?
Джентри улыбнулся.
— У Дика Хейнса в точности такая штуковина! Крохотная “Коника” и большой бушнеловский объектив.
Натали вернула ему фотографию и, нахмурившись, повернулась к Солу.
— Может ли так быть, что есть еще и.., другие? Такие же твари?
Сол сложил на груди руки и устремил взгляд куда-то назад, на город.
— Я не знаю, — медленно проговорил он. — Много лет я думал, что оберст — единственный в своем роде. Жуткий уродец, порождение “третьего рейха”, — если такое вообще возможно. Но потом исследования показали, что способность воздействовать на психику других людей не так уж редко встречается. Читаешь историю и поневоле задумываешься — а может быть, такие индивиды, очень разные сами по себе, как Гитлер, Распутин и Ганди, — все они обладали такой способностью? Возможно, мы имеем здесь дело с континуумом, и оберст, Фуллер, Нина Дрейтон и бог знает кто еще просто представляют собой крайние точки этого континуума...
— Значит, могут быть и другие?
— Да, — сказал Сол.
— И они, непонятно по какой причине, интересуются мной? — заключил Джентри.
— Да.
— Ладно. Значит, мы пришли снова туда, откуда начали. — Шериф тяжело вздохнул.